Все, что остается
Шрифт:
В статье утверждалось, что, подобно Пэт Харви, я «консультировалась у психиатра», будто бы я обвинила следователей, что они трогали останки Фреда Чини и Деборы Харви на месте происшествия, а затем вернулась в лесную зону искать гильзы, поскольку не верила, что полиция сможет их обнаружить. Я также взвалила на себя работу по опросу свидетелей, включая служащую бара в «Семь-одиннадцать», где в последний раз Фреда и Дебору видели живыми. Я курила, пила спиртное, имела лицензию на пистолет 38-го калибра, несколько раз «была почти убита»,
Клиффорд Ринг преподнес материал таким образом, что я представала невежественной, дикой, любящей оружие женщиной, которая, придя в судебную медицину, ни черта в ней не смыслит.
«Эбби», — подумала я, торопясь домой по залитым дождем улицам, где меня ждал Марино. Не это ли она имела в виду, говоря вчера о допущенных ею ошибках? Думаю, что ради статьи она продаст мать родную. Да, но она работает над большой книгой. Нет смысла делиться информацией с конкурентами, особенно с тех пор, как она, как говорится, послала «Пост» куда подальше. Часть информации, несомненно, исходит от нее..
Мне трудно было в это поверить. В частности, в отношении служащей в баре «Семь-одиннадцать».
— Мы с Эбби были вдвоем в ту ночь. И ей известно о Марке, — сказала я.
— Откуда? — Марино с любопытством смотрел на меня.
— Я рассказывала ей.
Он только покачал головой. Отпивая кофе маленькими глотками, я смотрела на дождь. Эбби дважды пыталась поговорить со мной по телефону с тех пор, как я вернулась из аптеки. Стоя около автоответчика, я слушала ее напряженный голос. Я не была готова к разговору с ней. Мне было страшно от того, что я могла бы наговорить.
— Как отреагирует Марк? — спросил Марино.
— К счастью, в статье не упоминается его имя.
Я ощутила новую волну беспокойства. Как все агенты ФБР, особенно те, кто проработал долгие годы под глубоким прикрытием, Марк был скрытен в своей личной жизни. Упоминание в газете о наших отношениях, как мне казалось, должно было серьезно расстроить его. Нужно ему позвонить. Или, может быть, не нужно. Я не знала, что делать.
— Часть информации, мне кажется, исходит от Мореля, — продолжала я размышлять вслух.
Марино молчал.
— Уэсли, должно быть, тоже что-то рассказал. Или, по крайней мере, кто-то из Смитовского музея, — сказала я. — Но как, черт возьми, Ринг узнал, что мы ездили к Хильде Озимек?
Поставив чашку на блюдце, Марино наклонился вперед и посмотрел мне в глаза.
— Моя очередь дать совет.
Я чувствовала себя ребенком, которого собирались распекать.
— Это подобно несущемуся с горы грузовику, груженному цементом, у которого отказали тормоза. Тебе его не остановить, док. Единственное, что можно сделать, — отойти в сторону.
— Будь добр, переведи, — нетерпеливо попросила я.
— Просто продолжай работать и забудь обо всем. Если к
Марино был прав.
— И, если у тебя остался разум, не говори в ближайшее время с Эбби.
Я кивнула. Он встал.
— Мне нужно кое-что завершить. Если выгорит, дам тебе знать.
Его слова напомнили мне о делах. Взяв записную книжку, я достала листок с номером автомобиля, который записала Эбби.
— Хотелось бы проверить его по учетам. «Линкольн» седьмой модели, темно-серый. Посмотри.
— Кто-то преследует тебя? — Он засунул листок в карман.
— Не знаю. Водитель остановился спросить, как проехать. Не думаю, чтобы он действительно заблудился.
— Где? — спросил он, пока я провожала его до дверей.
— В Вильямсбурге. Он сидел в машине на пустой стоянке. Было около десяти тридцати или одиннадцати вечера на Торговой площади. Я садилась в машину, когда он неожиданно включил фары, подъехал ближе и спросил, как добраться до Шестьдесят четвертой улицы.
— Хм, — коротко проговорил Марино. — Возможно, это детектив, работающий под прикрытием, скучающий, поджидающий, что кто-то проедет на красный свет или сделает запрещенный U-разворот. Может быть, он просто хотел попытать счастья с тобой. Порядочная женщина, вечером, одна, не садится в «мерседес».
Я не сказала, что Эбби была со мной. Не хотелось выслушивать еще одну нотацию.
— Не знала, что детективы разъезжают в новых «линкольнах», — сказала я.
— Ты посмотри, какой дождь. Чертова погода, — выругался он и побежал к своей машине.
Филдинг, заместитель шефа, никогда не был озабочен или занят настолько, чтобы упустить малейшую возможность взглянуть на любой отражающий предмет, мимо которого ему доводилось проходить. Это в равной степени относилось к затемненным стеклам, экранам компьютеров, к пуленепробиваемым перегородкам, отделявшим фойе от внутренних помещений. Когда я вышла из кабины лифта на первом этаже, то заметила, как он остановился около дверцы из нержавеющей стали установленного в морге холодильника и пригладил зачесанные назад волосы.
— Они стали немного длинными на ушах, — сказала я.
— А твои стали немного седыми, — усмехнулся он.
— Пепельными. У блондинок они становятся пепельными, а не седыми.
— Правильно.
Он рассеянно затянул завязки хирургического зеленого халата, при этом его бицепсы вздулись как грейпфруты. Филдинг не мог даже моргнуть, чтобы картинно не изогнуть какую-нибудь часть своего тела. Его склоненная над микроскопом фигура напоминала мне стероидную версию скульптуры Родена «Мыслитель».