Всё, что помню о Есенине
Шрифт:
— Для других я делал в десять раз больше, — ответил он.
Сергей поднялся из кресла, подошел к книжному шкафу, взял свой берлинский портрет и дал мне. На нем была дарственная надпись:
«Милому Моте с любовью и дружбой. С. Есенин. 21/III-1924.»
Я знал, что он редко дарит свои фотографии с надписями.
— Повесь мой портрет между Андреем Белым и Блоком.
Я не мог сдержаться, поцеловал Сергея.
Портрет Блока я получил, когда он 14 мая 1920 года выступал в Москве во Дворце искусств. После
С Андреем Белым меня познакомил Рюрик Ивнев, когда мы брали у него стихотворение для «Автографов». После этого по просьбе Брюсова я неоднократно приглашал Бориса Николаевича на выступления в клубе поэтов, университете и т. д. После вечера мне приходилось его провожать домой, и по дороге он говорил о поэзии. Жил он в то время в хорошей комнате вместе с поэтом-переводчиком, музейным работником В. О. Нилендером, милейшим благодушным человеком.
Однажды, в начале зимы 1920 года, Борис Николаевич пришел днем в клуб поэтов пообедать и сказал, что ему хочется посмотреть поэтические сборники, вышедшие во время мировой войны и после революции. Очевидно, он полагал, что в нашем клубе есть библиотека, но у нас ее не было. В то время я покупал все книги поэтов, которые выходили в свет, и сказал, что могу их показать. Андрей Белый пошел ко мне.
Я выложил на стол пачку сборников, он стал просматривать их и давать некоторым свою оценку. Помню, от него досталось многим книгам, особенно, «Салону поэтов». [85]
Когда ему попался на глаза сборник стихов Есенина, он зажал книгу между руками, поднял перед собой и сказал:
— Вот певец! Вот поэт! У него свой путь! Я жду от него многого! Он будет великим русским поэтом!
В лавке «Дворца» я купил для себя несколько портретов известных поэтов. Я показал их Борису Николаевичу.
85
Весенний салон поэтов. М., «Зерна». 1918
Он взял свой портрет, воспроизведенный с рисунка художника Л. Бакста, и сделал трогательную надпись.
Вот между портретами Блока и Белого по желанию Сергея я повесил его портрет, и там он висит более полувека.
22
Двойник секретаря Моссовета. У Всеволода Иванова.
«Вольнодумец» Есенина. Розыгрыш: Эмиль Кроткий — Есенин
Зимой 1924 года я шагал вверх по вздувшейся снежными сугробами Тверской. Бойкие бабенки в шерстяных платках и дамочки в облезших меховых куртках и шапках торговали горячими пирожками с урюком, конфетами, сделанными из кофейной гущи и сахарина, вездесущей пшенной сваренной на воде кашей — увы! — с маргарином.
Работали частные магазинчики — парфюмерные, галантерейные, и юркие представители нэпа — эти калифы на час! — выглядывали из дверей, не идет ли с портфелем грозный фининспектор. Наискосок от Московского Совета предприимчивый Щукин драл
«Мастфор» (мастерская H. M. Фореггера, Арбат, 7) объявляла о премьере спектакля «Воровка детей». Петербургский эксцентрический театр (Фекс) о «Женитьбе» Н. В. Гоголя с партерными акробатами, шансонетками, рупором в публику и гопаком…
На углу Брюсовского переулка я встретил Есенина, он был в своей знаменитой шубе с бобровым воротником, в шапке с черной плюшевой тульей, опоясанной полоской такого же меха с сединкой. Он уже хлопотал об издании журнала «Вольнодумец» и рассказал о своих хождениях по мукам. Я же сообщил ему о вчерашнем происшествии в клубе Союза поэтов.
Я, заведующий клубом, пришел туда днем, чтобы выдать нуждающимся поэтам талоны на бесплатные обеды и ужины, и заметил, что официанты носятся с нагруженными закуской подносами, и дирижирует ими наш метрдотель в черном смокинге, белом галстуке. Мне объяснили, что в столовой находится секретарь Московского Совета Музыка с компанией. Ему накрыли стол в комнате президиума, подают на тарелках праздничного сервиза, и готовит сам шеф-повар Иван Пантелеевич. Верно, в клуб поэтов заходили на выступления крупных мастеров или па злободневные диспуты некоторые члены правительства, но каждый раз об этом предупреждали по телефону.
Мне приходилось по делам Союза поэтов бывать в Моссовете с И. А. Аксеновым и по делам Ордена имажинистов с Шершеневичем, Есениным и Мариенгофом. Помню, как-то раз я при Есенине звонил по телефону Музыке, а он не отвечал. Сергей сказал:
— Молчит музычка боевая!
Я постучал в кабинет президиума и, раскрыв дверь, вошел. В кабинете действительно сидел Музыка. Я уже хотел поздороваться с ним, но он, поднявшись со стула, сказал рокочущим басом:
— Здесь занято!
По голосу я сразу понял, что это не Музыка. Но до чего же похож — просто двойник. Понятно, что его легко приняли за секретаря Моссовета, особенно те, которые не видели и не слышали настоящего Музыку. Я объяснил клиенту, что произошло. Он ответил, что ни сам себя, ни кто-либо из официантов не называл его Музыкой. Он сказал свое имя, отчество, фамилию, заявил, что он — подрядчик, работает в Сибири по строительству и приехал за цементом а, главное, за гвоздями…
Все это я подробней, чем здесь, рассказал Есенину, а он, шагая рядом, то и дело искоса поглядывал на меня. Когда я закончил, Сергей спросил, не знаю ли я, на чем обычно ездит секретарь Моссовета. Я объяснил, что не раз видел его проезжающим мимо в высокой пролетке, в которую был запряжен серый рысак.
— Мать честная! — воскликнул Есенин. — В четверг я шел с Пильняком по Кузнецкому, видим, едет Музыка. На вороном!
— Портфель большой, светло-желтый?