Все, что шевелится
Шрифт:
…На берегу Ои трудилась бригада лесорубов. Работали они бригадным методом: пять дней, загибая пальцы, валили лес, а затем возвращались в деревню, где жили их жёны-дети. Пять дней (уже не загибая пальцы и оттого частенько просчитываясь) занимались домашним хозяйством, затем возвращались в тайгу. Лесорубами руководил бывший бригадир из полка центральной армии южных Кед Рой Три Уха. Почему его левое ухо считалось за два, понятно каждому, а автор догадался только сейчас: шрам от удара мечом тянулся у него через скулу до левого глаза.
Четыре дюжины валили лес для изб в Колотилове. При мужиках состояла пара дюжин пацанов-сучкорубов. Три Уха уже собирался отдать
– Там – сома!
Название небесного напитка пацаны узнали в божественном озарении, отхлебнув из бочки.
– И к чему такая гонка? – невозмутимо спросил бригадир, но всё же послал пару расторопных лесорубов доподлинно выяснить: что именно отыскали в лесу подростки? Тухфат и Хацуко ушли с сучкорубами, а бригада направилась на ужин. В стан Тухфат и Хацуко вернулись на час позднее прочих, катя перед собой с помощью ватаги сучкорубов девятисотлитровую бочку.
– Не соврали пацаны, – подтвердили они заплетающимися языками, – стоит сома гонки!
Сомагонка пришлась как нельзя кстати. Через пару часов весь стан лежал в лёжку пьяный. На ногах сумел удержаться один Кед Рой. Он сразу же подумал об опохмелке. Поэтому отлил под покровом сумерек и безо всякого людского догляда пару вёдер сомы в кедровый бочонок из-под простокваши и отнёс в погребок, где хранились скоропортящиеся продукты.
Назавтра все проснулись на удивление здоровыми: от божественного напитка не было похмелья! Лучше того, у всех сил словно прибавилось, мужики чувствовали, что каждый легко может развалить лиственницу на поленья одним движением руки. Понимая, что уж теперь-то они заготовят любое разумное количество леса для народной стройки, лесорубы на радостях от такого открытия решили перед работой размяться: хватануть по рогу-другому (их лесичи носили с собой на верёвке, привязанной к поясу).
К обеду из Колотилова прибыли подводы со стариками, возчиками брёвен. Возчики охотно присоединились к веселью. К вечеру на деляну прискакал посыльный от бригадира плотников. Дьекенек желал спросить: почему не везут лес? Работа стала!
Гонец, понятное дело, в Колотилово не вернулся. Все посланники присоединялись к празднику. Под вечер третьего дня на берег Ои заявились жёны лесорубов, испугавшиеся, что с мужьями случилась страшная беда. Ничего страшного в стане они не увидели, а узрели хорошее веселье с добрыми песнями и плясками.
Что стоишь, качаясь, малина-калина?Брёвна расщепляя, не забить мне клина.Девок страсть люблю я, опыт в том огромен,Кое-что забью я на щепанье брёвен.Мне топор не нужен, если рог в деснице,Стану верным мужем сразу всем девицам.К мужскому запою бабы отнеслись вполне терпимо: надавали мужьям подзатыльников, подёргали за гривы и бороды и отправили спать. Сами расселись за стол под навесом и наполнили личные роги, намекая, что именно из них в следующий-то раз придётся выпить глупым мужикам. После второй порции запели красивыми голосами:
– Что же делать мне, лебёдушке, коли лебедь не летит?
Так же маются молодушки, коль у Коли не стоит…
Наутро бабы проснулись кто где, но почти ни одна, как выяснилось, не спала со своим мужем. В гневе на мужское коварство женщины изрубили топорами проклятую бочку с сомагонкой. Остатки божественного напитка вытекли в Ою, а оттуда
Все бабы, пившие сомагонку, в ту ночь забеременели и родили красавиц дочерей. У всех мужиков-лесорубов в тот год родились дети: дочери – красавицы и разумницы и сыновья – вещуны (телепаты). Вещунами, хотя и слабыми, стали и пацаны-сучкорубы. Даже у немощных стариков возчиков родились дети. И не только от жён-старух, старичьё, как ни смешно, потоптало молодух побольше здоровенных лесорубов: тем особенно-то погулять не пришлось – много времени проводили в тайге. Все пившие сому стали долгожителями. Из Колотилова и пошёл род красавиц, долгожителей и вещунов.
Кед Рой Три Уха тайком переправил бочонок с небесным напитком домой и растянул употребление сомагонки на много лет. Выпивал только по праздникам, отпивал зараз не больше рога и тут же доливал бочонок водой. Из-за эдакой хитрости сомагонка у него не переводилась, и прожил Три Уха, триста тринадцать лет. Пережил больше дюжины жён, имел около полусотни детей и до последних дней не терял ясности ума и мужской силы.
На сто тридцать втором году жизни был признан князем лесичей, потому что больше родни, чем Кед Рой, не имел ни один динлин. Родня-то и провозгласила его князем, перекричав на сходке прочую клаку. Последний его потомок умер в III веке до Р.X.
Со временем память о бочонке, упавшем на берег Ои с небес и перечеркнувшем огненной дугой прежнюю, протекающую в безвестности жизнь лесичей, стёрлась из памяти динлинов, но легенда о сомагонке, от которой не бывает похмелья, осталась. По легенде выходило, что делают сомагонку особо знаткие лешие в своих бражных ямах. Каждый из охотников считал долгом чести отыскать свою, только ему одному известную, лешачью дачку с хмельным водоёмом и отведать бродила. От него, правда, голова всегда наутро раскалывалась, но лесичи не расстраивались, надеясь, что в конце концов повезёт – кто-нибудь да наткнётся на непохмельную выпивку.
Особенно много бражных ям почему-то обнаружилось в районе Минусы, поэтому среди лесичей не прекращались свары из-за охотничьих угодий, примыкающих туда хотя бы аршином. Мужики едва не начали войну с лешими, но быстро спохватились, что, перебив иножить, останутся вовсе без хмельных водоёмов. Поэтому стреляли только друг в друга, и то не до смерти: с пьяных глаз метко не выстрелишь.
Чтобы прекратить прю, будущий князь, старейшина Три Уха, вполне здраво велел претендентам собраться в одном месте и решить вопрос угодий раз и навсегда (он, конечно, про сому не забыл, но помалкивал по вполне понятным причинам – не желал ни с кем делиться). Во время исторической встречи на холме начался сильный град. Получившие ледяными каменьями по башке мужики малость поостыли и постановили угодья не делить, а заложить на холме столицу будущего Лесного княжества. В память о судьбоносном решении столицу ещё до рождения окрестили Холмградом.
ГЛАВА 5
Дважды рождённый. Тункинская котловина
Я словно заново родился:
Сообразительная Булган никогда не надоедала полковнику. В тот день и час, когда на головы лесорубов у речки Ои свалилась бочка сомагонки, она развлекала Чону тем, что пыталась щёлкать кедровые орешки, приняв позу «лоно, раскрытое, как скобка в уравнении» и «белочка, щёлкающая тройные интегралы по контуру». Орешки кололись как попало, и Чона много смеялся, подсыпая супруге очередную горсточку.