Все цвета радуги
Шрифт:
– УДА сигнализирует, что ее ресурсы на грани истощения. Сейчас зажжется сплошной желтый, а еще через несколько минут – красный. После этого ценность аптечки станет равной ценности пустой консервной банки. Будем надеяться, что Ладе хватит последних запасов лекарств и препаратов.
Где-то невдалеке вновь застрекотали автоматы, гулко бабахнул гранатомет.
– Пора менять дислокацию, – озабоченно пробормотал Зоров, выглядывая из подворотни. – Если сюда шарахнут из гранатомета… Давай бери на руки Ладу вместе с аптечкой, я возьму это опудало,
– На хрен он тебе нужен? – спросил Рангар раздраженно. – Если в качестве выкупа, то я очень сомневаюсь…
– Я тоже, – согласился Зоров. – Но ты забыл, что только он посвящен в тайну местонахождения Двери. Или ты хочешь застрять здесь на веки вечные?
Рангар не ответил и лишь мрачно засопел, подняв на руки Ладу вместе с прижатой к ее телу УДА, индикатор которой горел уже непрерывным желтый светом. Зоров взвалил Президента на левое плечо, как куль с мукой, и устремился следом за Рангаром, держа в правой руке автомат и ежесекундно оглядываясь.
…Они успели пробежать несколько переулков, уходя, как им казалось, от погони, но не учли уровня подготовки поднаторевших в городских облавах бойцов спецподразделения “Невод”. Постреливая то сзади, то слева, то справа, их неотвратимо загоняли в засаду, в каменный мешок, из которого не было выхода. Сказалось, конечно, и полное незнание Зоровым и Рангаром города. Мизерный шанс прорыва оставался лишь в случае внезапного поворота назад, на загонщиков. Но братья двигались вперед, и когда они все поняли, было уже поздно. Ловушка захлопнулась, и теперь их спасти не могло ничего. Кроме разве что пресловутого чуда, да и то…
…Внезапно вспыхнули несколько мощных прожекторов. Рангар с Ладой на руках метнулся в сторону, уходя от светового пятна, Зоров повел стволом задергавшегося в руке автомата, и три из четырех прожекторов потухли сразу, а четвертый он погасил еще одной очередью. Однако тут же в воздух взлетели осветительные ракеты, стало видно как днем, и Рангар с Зоровым одновременно поняли, что шансов на спасение у них нет.
Они находились в тупике, с трех сторон замкнутого глухими, без окон и дверей стенами высотой более десятка метров каждая. Из-за коньков крыш торчало не менее полусотни автоматных стволов. Для невидимых снизу стрелков Рангар с Ладой на руках и Зоров с Президентом на плече являлись идеальной мишенью. Из какого-то переулка сзади, перекрывая единственный путь к отступлению, выполз, пофыркивая двигателем, бронетранспортер и замер, грозно уставив на вжавшихся в стену братьев мертвые зрачки спаренных пулеметов.
– Зауважали нас, однако, – сквозь зубы процедил Зоров. – Ишь, сколько народу задействовали… Да еще и броневичок…
– Я предпочел бы, чтобы нас оградили от подобных знаков уважения, – в тон ему ответил Рангар и длинно сплюнул.
И в этот момент загремел мегафонный голос:
– Сдавайтесь, пришельцы! У вас нет возможности продолжать борьбу. Если кто-либо из вас пошевельнется, вы будете немедленно уничтожены ураганным огнем из пятидесяти
– Но у нас ваш Президент! – крикнул Зоров. – И он еще жив! Вы ведь не посмеете стрелять в своего Президента!
– У меня приказ стрелять в любом случае, кроме вашей добровольной сдачи в плен. И отдал его новый Президент, а точнее, Абсолютный Военный Диктатор Руо Пут.
– Лихо… – пробормотал Зоров. – Быстренько воспользовался ситуацией бывший премьер-министр.
– Великий Руо Пут гарантирует вам жизнь в случае добровольной сдачи.
– Мы можем подумать? – спросил Зоров, лихорадочно шаря глазами по сторонам, пытаясь отыскать хоть малейшую лазейку в безукоризненно выстроенной западне. И не находил.
– Да, но не более одного таланга, – ответил голос.
Таланг по земным меркам приблизительно равнялся трем минутам. Да, недолго позволили им размышлять…
Теперь мегафон передавал раздражающе-четкие щелчки метронома.
– Я не верю в гарантии этого… Пуга, – тихо произнес Зоров. – Впрочем, решай сам. На твоих руках – Лада. В прямом и переносном смыслах. Но я им не дамся. Пусть уж лучше нашпигуют свинцом.
Несколько секунд Рангар молчал, с нежностью вглядываясь в лицо любимой, сейчас уже почти принявшее здоровый вид. Затем осторожно склонил голову и коснулся губами ее лба. Попрощался.
– Хорошо, что она так ничего и не почувствует, – прошептал он. И что-то зашептал еще тише, но горячее и ласковее, что-то сокровенное и пронзительное, и Зоров отвернулся, пытаясь закрыть слух, но слова долетали до него – трогательные, нежные, беззащитные, – и он с трудом удерживал слезы, и последнее, что он услышал, были щемящие слова великого русского поэта Сергея Есенина: “Прости за все, в чем был и не был виноват…” А затем Рангар выпрямился и произнес, обращаясь уже к Зорову: – Я ведь тоже не верю этим дерьмовым правителям этого дерьмового мира. Я с тобой, брат. До конца.
Зоров тяжело вздохнул, начиная вгонять себя в темп.
– Значит, так: на тридцатом щелчке метронома, начиная с… вот с этого, я бросаю Президента… это уже балласт, сам понимаешь… беру второй автомат и начинаю качать маятник, стреляя с двух рук по крыше и бронетранспортеру, одновременно быстро смещаясь к нему. Ты тоже беги туда… с зигзагами, ускорениями… короче, выдай все, на что способен. Авось удастся захватить броневичок. А тогда мы еще повоюем, еще посмотрим, чья возьмет. Глядишь, и выкарабкаемся.
– Ты сам не веришь в то, что говоришь, брат, – грустно произнес Рангар. – Но я тебя понимаю: смерть надо принимать в бою.
– Да, ты все правильно понял. А-ля гер ком а-ля гер, и умирать действительно надо в бою.
– Двадцать пятый щелчок. Готовься, брат. И, на всякий случай, Прощай.
– Прощай, Рангар, – выдохнул Зоров. Он уже почувствовал, как тело перешло на высший уровень быстроты и реакции, хотя подспудно прекрасно понимал, что сейчас их не спасет никакая быстрота и никакая реакция…