Все демоны моего мужа
Шрифт:
Чем же я лучше Шаэля, которого совсем недавно дразнила быком-производителем? Мне стало стыдно, и я бросила в его сторону виноватый взгляд.
— И чего ты смотришь на меня, как на маленькую птичку, попавшую в силки? — видимо, Шаэлю стало лучше, потому что он рассмеялся уже совершенно нормально. Но вставать ещё не стал, из чего я сделала вывод, что ему очень понравилось, что за ним ухаживают, и вот-вот испорчу многолетние воспитание в духе поклонения и служения женщине.
— Один раз можно, — сказала вслух я, поднося к дивану поднос с едой, и Шаэль,
— Утром я постараюсь прочистить дорожку, насколько могу. — Сказал он.
Я кивнула.
— Мне срочно нужно проверить ещё одну свою мысль, поэтому возможность выйти из дома будет весьма кстати. Только не спрашивай пока ничего, ладно?
Шаэль кивнул:
— Но ты же расскажешь мне утром?
Утром я проснулась опять от тишины. От ощущения, что кто-то склонялся надо мной, смотрел прямо в душу оценивающим взглядом, и я была настолько ничтожна перед этим кем-то, что не смела даже пикнуть против такой моей бесцеремонной оценки. Пробегали несколько раз саламандры на юрких огненных ножках, как-то бесцельно, суетливо, превращались в моем сне обратно в нарисованных птиц, которые пытались о чем-то меня предупредить, но не смели тоже перед этим оценивающим лицом. Только посылали умоляющими кругло-вытянутыми к вискам глазами все тот же, уже надоевший мне сигнал «Держись за воздух».
Когда я наконец-то с большим, надо сказать, облегчением открыла глаза, Шаэля в доме не было. Может, поэтому тишина была не такая умиротворяющая, как вчера, а напряженная и пугающая. В которой вот-вот что-то случится. И, кажется, я совершенно точно знала что.
В навалившейся тревожной тишине вдруг резко и гортанно закричала какая-то пронзительная птица, и тут же совершенно жутчайшим образом её крик перешел в кваканье. В этом одиноком клокочущем звуке раздался ещё один — скрип двери в сенях, и в комнату танцующей походкой вошел Влад. Хотя.... Нет, это был уже совсем не Влад.
— Привет, Генрих, — обреченно сказала я, и забилась в угол кровати. Я не собиралась бежать, и потому что уже приняла решение, и потому что это было бессмысленно. Я не могу с невероятной быстротой карабкаться по отвесным скалам, а демон, кажется, даже не запыхался, проделав такой длинный и тяжелый путь.
— Неужели ты уже не узнаешь своего мужа? — Генрих говорил как-то странно, словно рот у него был набит вязкой жвачкой. — Ах, ты, моя ветреница! Полтора месяца не виделись, и уже своего любимого чужим именем называешь.... Ну, теперь мы снова вместе, и, будь уверена, я-то уж напомню тебе, как меня зовут.
— Я не буду называть тебя Владом, — зачем-то решила пояснить я. — Никогда больше я не буду называть тебя Владом.
— И почему это? — Генрих остановился на пороге, и умильно склонил голову к плечу. — Чем тебе, моя красавица, не угодило это имя? Как сказал классик «Что в имени тебе моем»! Зови меня Владечкой. Или Владюшечкой.
Его издевательский тон вывел меня из себя. Как всегда он разбудил во мне бессильную ярость, и я стала истерично кричать, хотя понимала, что
— Это ты.... Ты убил ребят-букинистов и Татьяну Романовну! Зачем?! Ты издевался надо мной, да, но ты не переходил черту. Зачем ты превратился в абсолютное чудовище?
— Милая моя, мне нужно было много энергии, чтобы до тебя дойти. Ты же сбежала, и оставила меня просто ни с чем. Опустошенного, безутешного и разбитого. А эта библиотекарша....
— Музейщица, — зачем-то, скорее по инерции, поправила я.
— Да фиг с ней, главное, что я попутно ещё одно доброе дело сделал. Закрыл источник ненужной информации.
— Если ты хочешь убить меня, то убивай. И прямо сейчас, — меня охватило какое-то сонное безразличие. Наверное, он уже начал тянуть из меня эмоции.
Генрих искренне удивился:
— Зачем мне убивать тебя, дорогая? Я пришел, чтобы вернуть тебя и жить в любви и счастье.
— Лия.... — произнесла я еле слышно, но он понял.
— Я не тронул Лию, — мне очень хотелось в это поверить, и я поверила. — Видишь, как люблю тебя? Знал, насколько она тебе дорога, поэтому не тронул. Хотя сдержаться было трудно. В ней столько.....
Генрих плотоядно облизнулся. Или мне это показалось?
— Так что теперь? Чего ты теперь хочешь от меня? — торопливо перевела я его мысли.
— Для начала.... — Генрих сделал шаг в мою сторону, и похотливый огонь, загоревшийся в его глазах, сказал мне все о его хотениях. — Так как я люблю, а ты — терпеть не можешь....
Он похлопал себя по карману:
— Я запасся детским кремом. Все для тебя, любимая....
Он сделал ещё несколько вкрадчивых пританцовывающих шагов в мою сторону. До соприкосновения с ненавистным мне существом оставалось несколько мгновений. Просто выворачивало наизнанку от мысли, что эта тварь сейчас коснется меня.
Он приблизился настолько, что я с ужасом заметила, что Генрих уже начал изменять и такое родное лицо Влада. На меня смотрели отекшие, резко постаревшие глаза, белки которых прорезали красные жилки, нос растекся у основания и почему-то заострился хищно к кончику, губы, раззявленными бесформенными лепешками, обнажали неровные, торчащие в разные стороны зубы, видны были так же воспаленные десны. Изо рта периодически вываливался распухший язык, и я поняла, почему он говорит так странно. По брезгливости, которая проявилась на моем лице, Генрих понял, что я очень хорошо разглядела его, и зло хмыкнул:
— Видишь, как без тебя я теряю человеческий облик? И ты ещё сомневаешься, что нужна мне как воздух?
Он остановился и вдруг жалобно посмотрел на меня, чуть наклонив к плечу голову:
— Как не поняла до сих пор, что любовь требует жертв? Разве ты можешь быть настоящей женщиной, если не готова к терпению и жертвенности?
Он мог выглядеть даже трогательно, если бы тут же не осклабился:
— Я помогу тебе стать настоящей женщиной. Теперь на моих исключительных условиях мы создадим семью. Только ты и я. И никого больше.