Все демоны: Пандемониум
Шрифт:
— Вы мне станете рассказывать! Мы следили за вашими приключениями, как за сказкой. Все рогатые дамы поголовно влюбились в Гогила с надеждой на будущее; а все представительницы не минотаврьих семейств — безнадежно.
— И вы?
— А я вам не дама?! Конечно, да. Правда, он состоял у меня про запас и терзал мое девичье сердце в промежутках между душераздирающими свиданиями с моим тогдашним женихом. Кто бы подумал, что тот улетит однажды на войну и не вернется!
— Все мы были молоды и безрассудны.
— Я на вас сильно удивляюсь, что
— Нет, мадам Горгарога, — отвечала Мунемея. — Иначе бы он все время старался подстроиться под них, и один Тотис знает, что из этого вышло бы. А Тотис не знает, потому что ему все равно.
Пророчества, получившие широкую огласку, почти никогда не сбываются.
— Вы — да! — мудрая женщина, — заявила Горгарога.
— Признаюсь, я все время в сомнениях.
— Я про то, что вы предусмотрительно заказали четыре кувшинчика этого антиобщественного зелья. Второй внезапно закончился, а разговор даже не начался.
— Вам помогла целебная смола?
— О, очень помогла! Я принимаю ее внутрь для вообще и снаружи — для крыла. Внутрь подходит больше. Можно будет попросить еще скляночку?
— Само собой. Вы правы, мадам Горгарога, — тихо сказала Мунемея. — Я тоже удивляюсь, как я отпустила Такангора, пусть не зная, но предполагая, что его ждет.
— Но оно все равно ждет. Пустите вы или ляжете костьми поперек этого входа, будущее нас обязательно дождется. Я это уже поняла. Он жив и пишет — что уже много, — сказала почтальонша, опрокидывая в себя следующую чарку. — Правда, писателем ему не стать — фантазии никакой, зато точность отменная. Как схвачены подробности. А вы не боитесь, что близится час, когда кто-нибудь откроет ему правду?
— Не знаю.
— И тогда за ответами он придет к вам. Мы будем стоять насмерть, но это же ваш сын. В нем бурлит ваша кровь, и многих это уже окончательно изумило вплоть до летального исхода. Такангорчик — почтительный ребенок, но на всякий случай я буду в глубоком арьергарде, когда он захочет подробностей.
— За деревьями не видно леса, — изрекла Мунемея. — Подробности не нужны никому, кроме меня. Я унесу их с собой.
— Можно я спрошу вопрос?
— Пожалуйста.
— Но это щепетильно.
— Мадам Горгарога, у меня найдется от вас не много секретов.
— Вы правда, говорят, верите в то, что там, — почтальонша потыкала когтем в стремительно темнеющее небо, — есть такие же Малые Пегасики?
— Да. Верю.
— И в то, что там есть такой же лабиринт, и храм, и кабачок «На рогах», и почта, и альпинарий?
— Да.
— Чем же это отличается от жизни? — изумленно спросила горгулья.
— Тем, что там сейчас сидит в кабачке Гогил Топотан, и ваш жених, и один смешной и очень порядочный человек — магистр Барбазон, и все те, кого мы тут пережили и вспоминаем с любовью
— А если вдруг нет?
— Я хочу знать, — произнесла Мунемея своим фирменным тоном, от которого даже самые авантажные циклопы принимались бегать, как подстреленные, — я хочу видеть, кто нам посмеет в этом отказать!
Спустя два дня поляна перед лабиринтом огласилась привычным воплем:
— Мадам Топотан, мы с прессой уже здесь! Вы только поглядите, как ему к лицу эта мантия и этот трон! Обязательно не забудьте спросить меня про мое мнение, и я поделюсь, что Такангорчику нужно податься в короли. Он создан для короны — это нонсенс, что он еще не вождь. У него шикарная харизма, здравый ум и нечеловеческое воспитание — что еще нужно для хорошо управлять государством? Есть вещи, в которых я не ошибаюсь. Посмотрите, разве он не конфетка?
Все семейство высыпало из лабиринта: взволнованные сестры, восхищенные братья и хладнокровная мать.
Получив из рук горгульи свежий номер «Траво-Ядных новостей», Мунемея быстро пробежала взглядом передовицу и принялась внимательно изучать рисунки, иллюстрировавшие репортаж о Бесстрашном Суде.
— Маменька, ну не молчите же, — взвыли дети, когда и третья минута прошла в гробовом молчании.
— От «Траво-Ядных новостей» я ждала большего, — заметила мадам Топотан. — Совершенно непонятно, ел ребенок перед мероприятием или нет, доволен он или огорчен, какое у него настроение. Что это за портрет: одни рога и мантия с копытами?
— А что пишут в статье? — не унимался Бакандор.
— Да, что о нас пишут? — спросила Тохиморутха, самая младшая и самая хорошенькая из сестер.
От волнения она заплетала свою роскошную рыжую гривку в бесчисленные косички, которые ей очень шли.
Урхомуфша — мужественная старшая сестра, осмеливавшаяся изредка перечить даже Мунемее, — взяла у матери газету и принялась читать:
Неожиданный поворот!
Все дела, кроме последнего, рассмотрены. Шумные толпы всевозможных существ наконец покидают Кассарию, и ваш верный корреспондент Муравий Быстропис не может поверить своим ушам: кажется, наступает тишина, которой он не слышал целую неделю.
Целую неделю подворье замка Кассар жужжало, щебетало, щелкало, лопотало, визжало, булькало и прочая, прочая, прочая — словом, звучало всеми языками и наречиями, которые только знает Ниакрох. Накопленные за двадцать семь лет тяжбы наконец разрешены.
Бессменный судья Бедерхем верен себе. Его приговоры поражают беспристрастностью, мудростью и здравым смыслом. Чаще всего он вносит предложение казнить как истца, так и ответчика, после чего оба рады унести ноги и навсегда забывают о своих глупых склоках.