Все девочки взрослеют
Шрифт:
Я тут же поняла, что это неправда. По крайней мере, для Тамсин.
— А как же Эмбер? — напомнила подруга.
— С ней интересно поболтать о платьях и скатертях.
Тамсин хохотнула, затем посмотрела на меня.
— Ради бога, прости! — Она снова вздохнула. — Наверное, я должна покаяться перед твоей мамой.
— Пока забудь об этом, по крайней мере до завтра.
Я спрыгнула с кровати и аккуратно засунула кредитку в рюкзак. Затем мы с Тамсин оторвали Тодда от телевизора, чтобы посоветоваться насчет одежды и укладки чемодана, распечатать
31
— Пропала?
В равнодушном голосе Брюса таилось презрение.
В субботу в шесть вечера я расхаживала перед «Временами года», прижав сотовый к уху. Мне хотелось выскочить на проезжую часть, останавливать машины, дергать ручки дверей и вопить: «Где моя дочь?» Толпы людей в смокингах и вечерних платьях текли мимо и поднимались по красной ковровой дорожке ко входу, охраняемому двумя надувными золотыми десятифутовыми «Оскарами». Полдюжины фотографов, нанятых на роли папарацци, щелкали камерами и выкрикивали имена гостей-подростков. «Мэдисон! Мэдисон, сюда, пожалуйста!» «Улыбочку, Гэвин!»
Я присела на кадку с петуниями и объяснила ситуацию, пытаясь перекричать шум.
— Я думала, она у вас.
Вчера вечером мы с Питером вернулись после ужина в пустой дом. Джой оставила на автоответчике короткое сообщение, что переночует у Тамсин. Я набрала Мармеров.
— Да, они наверху, в очередной раз смотрят «Классный мюзикл», — бодро подтвердила Шари.
Я попросила ее передать, чтобы Джой перезвонила мне утром, но не слишком встревожилась, когда дочь этого не сделала. В десять утра — бат-мицва у Эмбер. Возможно, Джой проспала, спешила и, разумеется, в синагоге выключила сотовый.
В полдень я попала на голосовую почту Джой и оставила сообщение с просьбой связаться со мной. Затем набрала ее в час и в два. По-прежнему ничего. СР5-маячок не работал, но так и должно быть, когда телефон отключен. В два я снова позвонила Мармерам.
— Ничем не могу помочь, увы. Джой ушла утром, — отозвалась Шари.
Тревога подкатила к горлу. Я позвала к трубке Тамсин.
— Я не видела ее с утра, — ответила девочка.
— Ты не знаешь, где она может быть? — спросила я.
Раньше беспокойство лишь слегка покалывало, теперь оно разрослось, вызывая тошноту и панику.
— Может, с Эмбер, или Тарой, или Сашей? — предположила Тамсин. — Кстати, у Эмбер сегодня вечеринка.
«Эмбер, Тара, Саша». Я записала имена и отыскала в столе список класса. С трех до половины пятого я сидела в кабинете и звонила всем на свете: матерям, отцам, мачехам, отчимам; на домашние и мобильные. У Эмбер никто не подошел к телефону. Тара заявила, что Джой не было на службе, но «там, типа, пришли шестьдесят детей, так что, может, она с кем другим сидела». В Академии Филадельфии учатся три Саши. Ни у одной из них не нашлось моей дочери, а третья Саша — та самая — не видела Джой на бат-мицве.
Я с трудом втянула в
— Пора обращаться в полицию, — сказала я.
— Джой не было всего часов шесть, — возразил муж. — Не уверен, что нас воспримут серьезно.
— Ей всего тринадцать лет, — настаивала я. — Они у меня забегают.
Я смотрела на мужа. Сейчас он начнет: «Только не паникуй», «Ничего страшного». Я чуть не упала в обморок от благодарности, когда он предложил:
— Вот что. Вечеринка в шесть. Пойдем во «Времена года» и подождем ее там.
— Она будет в восторге, — пробормотала я, представив лицо Джой, когда она увидит родителей у дверей лучшего клуба в городе. — Так ей и надо, — поспешно добавила я.
За следующий час я переставила фарфор в шкафчике (без необходимости), пересадила лилии в саду, накрасила губы и выпрямила волосы утюжком. Ни к чему унижать Джой еще и неряшливым видом.
Ровно в шесть мы стояли напротив гостиницы. К половине седьмого гости в смокингах и вечерних платьях закончились, фальшивые папарацци зачехлили камеры, но Джой так и не появилась.
— Сейчас, — бросил Питер.
С колотящимся сердцем я наблюдала, как он переходит улицу. Через минуту он вернулся. В руке у него был рулончик кинопленки с именем Джой.
— Ее карточка, — пояснил муж, ничего не уточняя. И так ясно, что Джой здесь не было.
Я раскачивалась на краю кадки, обхватив грудь руками. Достала сотовый и позвонила Элль — ничего, Джошу — то же самое. Тогда я набрала номер матери.
— Привет, вы попали к Энн и Моне Шапиро-Пастернак, — произнес спокойный мамин голос.
Я покачала головой при виде опоздавшей гостьи в облегающем платье с высокими разрезами и голой спиной. Девчонка выскочила из такси и побежала к дверям. Интересно, когда это мать и Мона успели объединить фамилии?
— К сожалению, сейчас нас нет дома.
Автоответчик предложил несколько вариантов действий.
Можно нажать «один» и оставить сообщение Моне. Можно нажать «два» и оставить сообщение Энн. Можно нажать «три» и оставить сообщение обеим. Можно нажать «четыре» и послать в Белый дом требование уважать однополые семьи. Я не стала ничего нажимать, просто позвонила маме на сотовый.
— Привет! Джой не объявлялась?
В трубке что-то скандировали.
— Что? — крикнула мать.
— Джой! — Я перекрыла вопли активисток, — Джой пропала!
— Погоди, найду место потише.
Шорох. Наверное, мать положила телефон в карман. Я вонзила ногти в ладони.
— Алло! Кэнни? Ты меня слышишь? Я в кофейне.
— Где?
— В Вашингтоне. Мы с Моной маршируем за справедливость.
Какую еще справедливость? Ладно, неважно.
— Джой сегодня ночевала у Тамсин. Должна была связаться со мной утром, но не связалась. Должна была прийти на вечеринку, но не пришла, и я не знаю, где она!