Все девушки — невесты
Шрифт:
— Собственно, ничего особенного, просто мне эта штука дорога как сувенир — друг подарил, как раз из Испании привез… — пояснил Колокольников, откидывая назад густую блестящую прядь с лица. — Девушки, да вы не стойте, присаживайтесь пока.
Мы потеснили лахудр на диване. Утконосая протянула нам журнал «Вог» — до того истрепанный и засаленный, что к нему противно было прикасаться. Фотограф возился со штативами — устанавливал осветительную аппаратуру. От софитов клубами летела пыль, изнанка отражающих зонтиков из белой давно превратилась в желто-серую. Что его держит в этом отстойнике?.. Где он и где
— С кого начнем? — спросил Колокольников.
— С меня! — шагнула вперед, навстречу удаче, Петренко. Встала на фоне простыни, выставила вперед толстую ножку и жеманно улыбнулась. Сдохнуть можно со смеху!.. Но Глеб не сдох, щелкал, не выказывая никаких эмоций. И девицы с тем же равнодушием наблюдали, как позирует Окса. Мало того что она кривлялась пуще мартышки, еще и кокетничала, откровенно заигрывая с суперским фотохудожником:
— Ну, Глеб, скажите, как я выгляжу?
— На все сто.
— Лучше — на миллион баксов!
— Пусть будет миллион, — индифферентно отозвался Колокольников и переставил свет перед Оксанкой.
Все из того же неприкрытого кокетства она заканючила:
— А почему нам не сделали профессиональный макияж и прически? Вдруг я плохо выйду?
Глеб не без иронии заверил, что фото — объективная реальность. И добавил:
— Первые тестовые съемки делают вообще без макияжа: умытое лицо и зачесанные назад волосы. Я делаю промежуточный черновой материал. Проявлю, будет видно, понадобятся ли студийные съемки.
— А можно я подожду, пока ты проявишь пленку?
— Нельзя. — Он жестом показал, что с Петренко покончено, и велел мне встать перед камерой. Я посмотрела в объектив — спокойно и строго.
— Чего ты такая кислая, будто лимон проглотила? Улыбайся! — посоветовала одна из лахудр.
— Нет, улыбаться вовсе не обязательно, — заметил Колокольников. — У Марго другой образ.
Оксу черти дернули за язык — зачем-то сообщила, что у меня пропал отец. Уехал на рыбалку и как в воду канул. Девицы оживились, замахали руками, закудахтали.
— А у тебя отец не запойный?.. Поди запил. Наверняка!.. Чем еще мужики занимаются на рыбалке? Ничё, проспится и приедет, — утешили ниточные уста.
— С меня довольно! — дернулась я, выйдя из поля зрения фотокамеры.
— Как знаешь, — пожал плечами Глеб. — Но я был бы не прочь запечатлеть тебя в полупрофиль.
— Как-нибудь в следующий раз.
Я схватила с дивана сумочку, собираясь уйти, но Петренко пристала к фотографу насчет снимков: когда сделает и сколько штук. Вроде как они нужны ей до зарезу. Выцыганила у него визитку.
На конторке у «главной» девушки тем временем зазвонил доисторический телефонный аппарат — скорее всего, им пользовались еще в 50-х годах прошлого века. Антиквариат… Лахудры вытянули шеи, вслушиваясь, не ими ли интересуются. Смешные они какие-то, нелепые: платья короткие, а ноги кривые и туфли поношенные. Вот кому услуги стилистов и визажистов бы явно не повредили!.. Утконосая отвечала в трубку односложно, а вернув ее на рычаг, поразила меня в самое сердце:
— Марго, радуйся, нашелся твой отец! Обожди маленько, сейчас он за тобой приедет.
Набрав побольше воздуха, я с шумом выдохнула его.
— Ой, здорово! — чуть не подпрыгнула
— Я так не думала, — возразила я. Состояние было, точно током шарахнуло, но когда немного отпустило, возникли вопросы. — Погодите, а откуда папа узнал, где я нахожусь? И кто ему дал ваш телефон?
— Леониду Михайловичу? Он же Элины Владиславовны… этот… как бы сказать…
— Любовник? — помогла объясниться без экивоков Петренко. — Ну и ну! Что творится!.. А я, девчонки, всегда считала: у Зарубиных приличная семья… Ой, представляю себе, как Софья Николаевна расстроится!.. Это ее убьет!
— Замолчи, или я за себя не ручаюсь!
Непредсказуемая реакция моего организма на стресс продемонстрировала мне суть выражений «потемнело в глазах» и «подкосились ноги». Еле удержалась, чтобы не грохнуться, и кое-как добралась до дивана. В ушах противно звенело, а других звуков я не улавливала: видела, как девчонки открывают рты, но о чем они говорили, не слышала… С удивлением посмотрела на Глеба, протянувшего мне бутылку нарзана и стакан.
Собственные руки меня не слушались — суставы отказывались сгибаться, как у испорченного робота. Фотограф сам попытался напоить меня, но минералка пролилась мимо — потекла по подбородку, залила топ на груди. Он отставил стакан и опять склонился надо мной, показывая на выход, беззвучно шевеля губами. Не трудно было понять: предлагает покинуть помещение. Вот так, еще немного, и я адаптируюсь к глухоте, освою язык жестов… Встала, и вдруг цементный пол качнулся и стремительно полетел навстречу лицу. Окса с Глебом успели поддержать меня. Неудобняк ужасный… Я скинула руку фотографа, как бы случайно задержавшуюся на моей груди, и заверила, что вполне могу передвигаться самостоятельно. Но они все равно подстраховывали с двух сторон на темноватой лестнице, довели меня до лавочки под тополем, запорошенной пухом… Почему весь Новосибирск засажен тополями? Тополиная засада какая-то… Сидеть на улице, на теплом ветерке было куда приятней, чем в сырой темнице. Я учащенно дышала, и глухота потихоньку рассасывалась.
— Марго, ты как? — склонился ко мне Колокольников.
— Лучше всех, — пустыми глазами посмотрела я на него и потупилась.
Он еще помялся возле лавочки, теребя свои оттопыренные карманы, перекинулся парой фраз с Петренко и скрылся в своем отстойнике.
Во двор въехала отцовская «девятка»…
— Кыш, Окса! Наш разговор с папашей будет конфиденциальным.
Подруженция с обиженной физиономией удалилась метров на пятьдесят, но дальше не пошла — уселась на детские качели и демонстративно отвернулась.
Блудный папа, выйдя из машины, понуро приближался к скамейке. В пятницу, помнится, глядел куда бодрей, распевал на весь подъезд: «Нас не догонишь!..» Выходит, уже тогда замышлял побег?
— Здравствуй, Риточка, доченька…
— Привет, — сухо бросила я, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Но не вышло — всхлипнула. — Как же так, пап?.. Как ты мог променять нас на эту… рыжую козу?! Нахалка, еще в гости к нам приперлась!
— Ритуленок мой дорогой, сейчас я тебе объясню все по порядку… — забормотал он неразборчиво, словно страдал дефектом речи. — Ты только не плачь… ты поймешь… ты должна меня понять… я не хотел…