Все девушки — невесты
Шрифт:
Разложила полотенце на матрасике и собралась было войти в море, как наткнулась на любопытный взгляд голландского дедушки. Дедушкой он приходился, конечно, не мне, а собственным потомкам. Просто наши люди в его возрасте по курортам не разъезжают, посторонним девушкам глазки не строят. А этот взорлил от любопытства:
— Where are you from, lady? [7]
Откуда, откуда… Хотелось ответить: от верблюда, поскольку разговаривать было лень, но я себя переборола, сообщив, что из Сибири-матушки.
7
Откуда
— О, в Сибири очень холодно, но много нефти и газа, — проявил он компетентность и без всякого перехода спросил: — А почему вы, русские, отдыхаете без мужчин, одни женщины?
— Да какие там у нас мужчины? Они пьют много, работают мало и моются редко, — вместо меня пояснила Лена.
Нелетучий голландец оказался дотошным, взялся уточнять:
— А что они пьют — водку?
— И водку, и пиво…
— Каждый день пьют водку?
— Угу, каждый, а некоторые по два раза в день.
— Ленка, ну зачем ты такие интимные вещи рассказываешь? Страну позоришь, — оборвала сестру Ксения.
— Да еще не то надо было сказать: пьют, заразы, все, что горит! — вступилась за нее Людмила — хозяйка автосервиса из Подмосковья, с которой мы тоже познакомились накануне. Она, как и я, недавно разошлась с мужем-алкоголиком и имела зуб на весь мужской род.
— А я водку никогда не употребляю, водка — яд. Я предпочитаю натуральное вино, но пить мне некогда, ведь я работаю упорно — имею свой бизнес, свой дом и сад, занимаюсь политикой, — расхвастался дедушка, почесывая поросший седоватой шерстью живот.
— My congratulations! [8] — изобразила я поклон и с разбегу бросилась в море.
…В сущности, дедушке в наблюдательности не откажешь: иностранцы в основном отдыхали парами, а из русских в отеле проживали преимущественно одинокие женщины. Единственным свободным мужчиной, прилетевшим вместе с нами, оказался пятидесятилетний Юрий, устроивший себе, любимому, предсвадебное путешествие. Хотел заранее отдохнуть то ли от третьей, то ли от четвертой по счету жены. Поначалу он ощущал себя султаном в гареме и поочередно делал нам предложение, мало отличавшееся от того, с которым приставал турок на набережной: «Пошли в мой номер, я вижу, ты меня хочешь». Естественно, его подвергали обструкции: наши девушки предпочитали местных мачо, с которыми знакомились в магазинах и на дискотеках. А пляж в утренние часы напоминал женский клуб — все, прямо или косвенно, так или иначе делились впечатлениями о минувшей турецкой ночи.
8
С чем вас и поздравляю (англ.).
И чего уж скромничать, наши женщины выглядели не в пример краше тех же голландок — крупных, нескладных, с резкими, грубоватыми манерами. Дамы из Амстердама игнорировали условности — загорали топлес, выставляя напоказ обвисшие груди. И в присутствии спутников жизни откровенно клеили молоденьких мальчишек — официантов из нижнего ресторана, разносивших по пляжу напитки и снеки.
…Я вышла из воды одновременно с появлением на пляже Маши. Она не торопилась раздеваться, была настроена воинственно:
— Девчонки, пойдемте кто-нибудь со мной к Мустафе разбираться, стребуем с него мои серьги!
—
Матрешка популярно объяснила, что босс ювелирной лавки вчера приехал не один, а вдвоем с приятелем. И вообще оказался не боссом, а обыкновенным продавцом.
Никаких сережек они ей не подарили, завезли ее в какой-то сарай и…
— Напрасно считают, что турки темпераментные. Эти едва трепыхнулись и кончили, — откровенничала артистка из Орла.
— Потому что они таких Машек по пять штук за день имеют, — веско заметила Людмила. — Забудь про эти серьги, ничего тебе не обломится. Тут все торговцы — пехота из деревень, сплошная нищета. У них заработок-то — всего долларов двести — триста в месяц, а дома — семеро по лавкам.
— Тише, все ведь слышно, — попросила я, заметив, что уши голландского дедушки напоминают локаторы. Высокочувствительные радары!..
— Да и пусть слушают, — сразила меня Мария своей безбашенностью. — Мустафа — это что!.. Когда я вернулась в отель среди ночи, на ресепшн дежурил такой обалденный самец — Мухаммед. Bay!.. Угостил меня пивом, пригласил в номер и… оказался настоящим гигантом секса!..
— Ужас, — простонала я.
Лена и Людмила были другого мнения: посоветовали матрешке встречаться с Мухаммедом, раз ей невтерпеж, потому что сотрудники отеля хотя бы медкомиссию регулярно проходят: от них заразу не подцепишь.
Безучастной к общей дискуссии оставалась только Элеонора — бледная, интеллигентная девушка из Питера, читавшая «Анну Каренину» и отрывавшаяся от книги лишь затем, чтобы натереться солнцезащитным кремом. Наконец, и она очнулась, вздохнула:
— Ну вот!.. Начиная со сто тридцатой страницы становится заметно, что Вронский к Анне охладел. Я понимаю, подсознательно он не мог ей простить, что изменила мужу. Мужская солидарность… И со мной случилось подобное: ушла от мужа к любовнику. Сначала было все в шоколаде, а потом — дикая ревность, нападки, обвинения. Так и расстались. Я сон потеряла, есть перестала…
— Зря ты так переживаешь, без того худенькая. Кушай! — убеждала ее мудрая Людмила.
— Не в пище счастье. — Элеонора снова уткнулась в роман Льва Толстого.
— А мы вчера улицу баров конкретно раскачали, раскочегарили!.. В Green House чалились, — сообщила Ксюха. — Лично мне босс разрешил отплясывать на стойке бара!.. Сонька, пошли сегодня с нами!
— Нет, я в Мармарисе по другому поводу — нервную систему поправляю. — Я блаженно вытянулась на лежаке. — Вы только вдумайтесь: как чудесно мы отдыхаем! Море лепечет, солнце пригревает, и никуда не надо бежать, ни перед кем не следует отчитываться…
— И правда, — закрыла глаза Люда.
— Я с вами пойду, — решилась Элеонора. — Не могу больше читать о грустном!
…Всю первую неделю девчонки гуляли напропалую. Маша — с клерком, остальные увлеченно коллекционировали и селекционировали кавалеров, утверждая, что в Мармарисе день идет за год по количеству знакомств, событий и переживаний. Лишь я вечерами отсиживалась в отеле, как медведица в берлоге, и вообще вела растительный образ жизни — отсыпалась, отъедалась и много плавала. В первый раз заходила в море на рассвете, перед завтраком, последний — глубокой ночью, перед сном. Волосы не успевали просыхать, как и купальник, который стал моей основной одеждой. Большое зеркало в номере засвидетельствовало, что мои прежде впалые щеки округлились и зарумянились, глаза заблестели, а кожа покрылась ровным, бронзово-золотистым загаром.