Всё для вас, Босс! Высшая
Шрифт:
— Я и мечтать не мог, что когда-нибудь окажусь с тобой, — заговорил Самир. Облокотившись о подушку, он продолжал неспешно гладить её спину. Лёжа на животе, Лера положила руки под подбородок и повернулась к нему, лениво улыбнувшись.
— Я вообще не планировала оказываться в постели хоть с кем-то. Я пришла сюда не за этим.
— Это может стать проблемой? — обеспокоенно спросил Самир, и его рука замерла.
— Нет. — Лера вздохнула. — Для меня — нет, а для тебя?
— Конечно же, нет, — тихо, с облегчением рассмеялся Самир. — Я не связан никакими клятвами, у меня никого нет, если ты об этом. Однако… — Он нахмурился и замолчал.
— Однако что? — Лера тоже облокотилась и теперь смотрела прямо в его глаза.
— Это покажется странным,
— А они тут есть?
— Конечно. Представь несколько десятков драконов, которые считают себя лучше тех, кто остался в Милларде и лучше многих, кто живёт рядом. Как и в любом обществе здесь есть разные драконы. Но все они готовы умереть за тебя.
— Мне совершенно плевать, что будут думать обо мне или моей репутации, если ты об этом, — задумчиво протянула Лера. — Но если ты хочешь пока хранить втайне нашу связь — я не против.
— Правда? — в глазах Самира вспыхнула неподдельная радость.
— Правда, — со смехом ответила Лера и вдруг протянула его к себе, выдыхая прямо в губы: — А сейчас я хочу, чтобы ты доказал мне, как на самом деле восхищён…
Когда Лера проснулась, Самира уже не было. Впрочем, это её совершенно не расстроило, даже наоборот — стоило вспомнить обо всём, что они делали ночью и в последний раз ранним утром, щёки вспыхнули. Никогда в жизни она не напивалась до такого состояния, чтобы лечь в постель с совершенно незнакомым мужчиной. В начале вечера у Леры и мысли не было о том, что праздник закончится необузданным сексом. В голове мелькали лишь обрывистые картинки, вызывая смущающее томление. Она вела себя, как загулявшая кошка, что на неё нашло? Неужели дело в том напитке, что ей наливали? На миг в голове мелькнула мысль, что её зачем-то могли опоить, но Лера тут же отбросила её — никто в неё насильно ничего не заливал. Она могла отказаться. И разве то, что произошло ночью, действительно должно кого-то волновать? Она свободная женщина, так какая разница, с кем ей спать?
Внезапно позвоночник прошила ледяная молния — Лера вспомнила, какая роль отведена женщинам в строгом, достаточно консервативном драконьем обществе. Что они подумают о ней, если узнают? Начнут презирать? Перестанут уважать? Разочаруются? А когда узнают о том, кем она была, что делала? От страха в животе скрутился склизкий комок, Лера почувствовала тошноту. Надо было рассказать всё вчера, а теперь? Как она скажет Самиру, что спала с Аджиттом? Даже если опустить все подробности их связи, само по себе заявление будет подобно разорвавшейся бомбе. Единственным выходом было не только молчать о сегодняшней ночи, но ещё и не допустить её повторения.
Четырнадцатая глава
Зима в этом году подобралась непозволительно быстро в короткий срок. Ещё вчера деревья стояли зелёными, а по набережной прогуливались парочки, всё изменилось за одну ночь. Ледяной ветер выстудил воздух, последнее летнее тепло ушло за горы, вода покрылась тонкой коркой льда, а листья и цветы, замороженные, падали под ноги, устилая улицы зелёным ковром. Всё в этом году шло не так.
Аджитт устало вздохнул и покачал головой. Под его ногами расстилался любимый город, и он был бессилен спасти его. Если объявить о надвигающейся угрозе, начнётся паника. Но даже она ни к чему не приведёт — у Совета нет сил, чтобы остановить надвигающуюся катастрофу. Поиски последних Белых ни к чему не привели, а теперь и вовсе не было времени тратить на это драгоценные ресурсы. Отправлять группы в горы, терять молодых или же опытных драконов. Существовала одна надежда остановить гибель их мира, призрачная и, скорее всего, бесполезная попытка — собраться всем вместе,
Закрыв глаза, Аджитт с силой потёр их и помассировал переносицу — спать в последнее время стало почти непозволительной роскошью. Если и удавалось попасть в собственную кровать, то в ней Аджитт ворочался до рассвета, путаясь в паутине бессвязных мыслей. Чаще всего они были о гибнущем мире, единственном месте, в котором возможно их существование. Порой, и эти мысли были не особенно приятны, Аджитт думал о Лийе и о том, что до свадьбы осталось меньше двух месяцев. Она упорно отстаивала своё право находиться рядом, и порой ему казалось, что её стало слишком много. Но самое страшное заключалось в том, что он попался в расставленную ловушку: теперь Аджитт не сомневался, что каждое действие Лийи не было спонтанным. Она заставила его нарушить правила, заставила спать с собой и теперь, при всём своём желании, Аджитт не мог отказать ей, когда она просила остаться. Не то, чтобы развлекаться с Лийей ему не нравилось. Скорее нет, чем да. Она была податлива, хоть иногда и с трудом могла делать вид, что его желания — это норма, и что она выполняет их с радостью. Аджитт мог бы поклясться, что после некоторых встреч, когда она уходила, пытаясь держать спину прямо и не спотыкаться на каждом шагу, после того, как он врывался в её тело на протяжение часа или двух подряд, Лийа рыдала, оказавшись дома. Но отчего-то возвращалась снова и снова, с вызовом глядя на него и ожидая, что он прикажет сделать сегодня. Эта молчаливая борьба, совершенно непонятная, и от того пугающая, её борьба с самой собой вызывала беспокойство. Что она задумала? Почему терпит то, что должно было бы приводить её в ужас? Почему вообще решилась на это? Не от великой любви ведь, совершенно точно.
На фоне этих мыслей воспоминания о Лере всегда казались глотком свежего воздуха. Но даже они уже остались в прошлом, цветной картинкой о том, что уже никогда не станет правдой. Поведи он себя тогда правильно, послушай Ракеша и не давай им сблизиться, и Лера осталась бы с ним, в этом Аджитт был уверен. Она подписала бы новый контракт, на год, на два, на всю жизнь. И была бы рядом с ним, податливая и горячая, возмутительно холодная и в то же время отзывчивая и нежная. Боль от её потери порой оказывалась особенно острой, и Аджитт метался по дому, как раненный зверь, пытаясь отгородиться от призраков прошлых ошибок.
Даже Ракеш теперь казался не горячо любимым братом, а счастливым соперником, которому досталось больше, чем Аджитт мог даже мечтать. Брат отдалялся. Три недели подряд он приезжал на набережную и ждал, что Лера появится. Но она больше так и не пришла. Словно в воду канула. Но даже река не отдавала её тела, а значит, оставалась надежда, что Лера жива. Что она вернулась к себе, на Землю, и живёт там, забыв обо всём, что осталось в Милларде.
— Не помешал? — в кабинет вошёл Ракеш и остановился, глядя на неподвижную фигуру брата, замершего у окна. Руки в карманах брюк, плечи напряжены, даже со спины видно, как сильно он устал. Острая жалость захлестнула, захотелось подойти и положить руку на плечо, сказать, что они справятся. Ракеш словно видел всю тяжесть мира, лёгшую на Аджитта, видел, но никак не мог её облегчить.
— Не помешал. — Аджитт нехотя отвернулся от окна и улыбнулся брату. — Как дела в городе?
— Народ весь день возмущается погодой, — вернул улыбку Ракеш. — Говорят, что зима наступила на три месяца раньше, говорят, что снег в конце сентября — это слишком. Говорят, что следующий год может быть неурожайным.
— Знали бы они, — тихо сказал Аджитт, — что на самом деле кроется за этой погодой.
— Может, пора рассказать? — осторожно спросил Ракеш. Разговор об этом они заводили не раз, но каждый раз Аджитт обрывал, говоря, что ещё не время. — Может, тридцать-сорок лет, о которых нам говорили ранее учёные, это миф. Может, осталось в три раза меньше?