Все дороги ведут в Рим

Алферова Марианна Владимировна

– Какой тебе венок, Маргарита? Фиалки? Розы? – спросил Постум.

– Попроси у него нитку жемчуга… – шепнула Хлоя. – Он оценит игру слов.

– Эти черные розы, верно, символ… – произнесла Маргарита, страшно волнуясь. – Символ того, как ты запятнал себя, Август.

Постум наигранно поднял брови:

– Чем же я запятнал себя? Или она полагает, что пятно спермы на тунике нельзя отмыть?

– Темен твой союз с Бенитом.

– Что она понимает под союзом с Бенитом? – поинтересовался Гепом.

– Не знаю. Бенит спит только

с женщинами. Меня он никогда не домогался. Так что никакого союза не было.

Маргарита чувствовала, что должна замолчать, но не могла остановиться.

– Ты утверждаешь законы.

– Только после того, как их примет сенат. Воля сената для меня священна. Если сенат против, я ничего не подписываю. Так что претензии не ко мне. Предложи сенату всем составом подать в отставку. Возможно, они прислушаются к твоему мнению, устыдятся, прослезятся и попросят у римского народа прощение.

Все принялись хохотать. Все, кроме Философа. Туллия свалилась бы с ложа, если б император ее не поддержал.

– Ладно, вам, ребята, издеваться над человеком, – попыталась утихомирить их Хлоя.

– Раньше юноши и девушки приходили на Авентин к подножию статуи Свободы и произносили там обвинительные речи. Но теперь им некуда идти. – Философ старался говорить серьезно, но и он не смог удержаться от улыбки.

– Сенаторы… устыдятся… – хрюкала от смеха Туллия. – Стыд… Каков он у них… И где… спрятан… – попискивала она между приступами смеха. – Стоит поискать… Но стыд сенаторов куда меньше их высохших фаллосов.

Маргарита одарила Туллию полным ненависти взглядом.

– Кстати, почему я слушаю ее поучения и не злюсь? – поинтересовался Постум.

– Потому что у нее восхитительная грудь и еще более восхитительная попка, – предположил Кумий, к которому наконец вернулось его всегдашнее остроумие.

– Да, попка очень даже ничего, – согласился Постум. – А грудь так себе. Но какие ее годы. Все еще впереди. Однако на сенаторов и эти доводы могут произвести впечатление!

– Жаль, что вы не понимаете, как все вокруг мерзко, гадко… Что нельзя жить в дерьме, – прошептала Маргарита, давясь слезами.

– По-моему, окорок очень даже хорош, – хмыкнул Гет. – А жареный каплун еще лучше. Девочка моя, не стоит смотреть на жизнь так мрачно, поверь старому гению.

– Не надо издеваться надо мной!

– Никто над тобой не издевается, к тебе очень даже хорошо относятся, – пожал плечами Гепом. – Все едят. И пьют. Тебе не нравится наш стол?

– Может, она влюблена? – предположила Хлоя. – Тогда понятно, почему все ей не в радость.

– В кого? – живо поинтересовалась Туллия и приподнялась – будто змея сделала боевую стойку: уж не на Постума ли положила взгляд Маргарита?

– Тут ответ может быть только один: в нашей компании она может влюбиться только в Философа, – поспешил успокоить свою «сестричку» император. Но подозрения Туллии не рассеял.

– Я хочу уйти, – прошептала Маргарита. –

Понимаю, я здесь лишняя и порчу вашу пирушку.

– Это точно, – поддакнула Туллия. – Такие люди всюду лишние. И все портят. И не гляди, детка, на меня как гетера на импотента, все равно удовлетворить все прихоти такого любовника, как Постум, ты не сможешь.

Император смотрел на Маргариту и улыбался. Их глаза встретились. И Маргарита не могла отвести взгляда. У него были серые удлиненной формы глаза – почти такие же, как у Философа. Только еще в этом взгляде была властность. Он как будто приказывал: «Люби меня, повинуйся мне!» Тот, кто встретил его взгляд, не в силах был отказать. И Маргарита не могла…

Туллия вновь обеспокоилась. Перевела взгляд с императора на Маргариту, прищурилась.

– Ты собиралась уйти, – напомнила зло. – Так в чем дело?

– Я провожу ее, – предложил Философ.

– Э, так не пойдет! – воскликнул Постум, будто опомнившись. – Гет, следуй за ними. Если девчонка сбежит, я с тебя шкуру спущу.

– Подумаешь, шкура, не велика утрата! Мне и так пора линять. – Гет потянулся к бисквитному торту.

– Гет, я кому сказал! – нахмурил брови Постум.

– Я еще не наелся.

– Ты никогда не наедаешься.

Гет вздохнул и нехотя выскользнул в коридор – проводить Философа и Маргариту.

– Какая ж она дура! – воскликнула Туллия, протягивая Гепому свой кубок – тот как раз смешал новую порцию вина в серебряном кратере. – Можно подумать, что ей пять лет. Нет, пять, это я слишком много дала. Три – максимум.

– Может, и дурочка, но милое создание, – вздохнул Кумий. – Восторженные – они всегда выглядят глупо. А киники – всегда умно. Я обожаю таких девочек – глупеньких и восторженных. Жаль, что девчонка достанется какому-нибудь скоту.

– Нет, не так, – вмешалась Хлоя. – Сначала ее трахнет какой-нибудь проходимец, а потом она выйдет замуж за какое-нибудь ничтожество. Ты что думаешь, Август? Кем она станет?

Тот не отвечал, вновь впав в какую-то странную задумчивость, и Туллия толкнула его.

– Я бы хотел быть гладиатором и исполнить для нее желание, – проговорил Постум, разглядывая свой опустевший кубок. – Но нынче гладиаторы не исполняют желания.

– Исполнить для нее желание! – передразнила Туллия. – Все ее желание – чтобы ее поскорее кто-нибудь поимел. Это же видно с первого взгляда.

– Ты император, – напомнила Хлоя. – Ты тоже можешь исполнять желания. И потом, ты исполнил сегодня ее желание. Ты спас этих двоих – Корва и Муция. А она даже тебя не поблагодарила.

Неожиданно лицо Постума помрачнело. Он попытался рассмеяться. Но не получилось. Тогда он в ярости швырнул кубок на пол и вскочил. Все смотрели на него с изумлением.

– Надоело! – крикнул он. – Все надоело! И вы все – тоже!

И он выбежал из триклиния.

– Ну вот, испортили такой великолепный пир, – вздохнул Кумий.