Все еще люди
Шрифт:
— Просто… Ладно, — Элис повинуясь словно приказу, уселась рядом, но осталась все еще напряженной.
— Слушай, здесь все напряжены, некоторые вообще на грани. Им блин по двадцать пять с хвостом лет, а ты вообще только школу закончила. Сколько тебе, восемнадцать? — Эмили слегка повернулась в сторону девушку вполоборота, закидывая ногу на постель.
— Семнадцать, — Элис под добродушным взглядом своей знакомой, все же стала приходить немного в норму, — я пошла в пятилетнем возрасте.
— Ну вот! Так что, я вообще удивлена, как ты держишься. Да ты сильнее любого из нас здесь, — Эмили улыбнулась, легкой улыбкой, словно своей подруге. — и я серьезно, — с этими словами девушка легонько дотронулась носа Элис и сделав "буп", убрала. — пошли
— Я не курю, — тут же отчеканила Элис, словно свою заповедь.
— Господи, постоишь рядом, — Эмили надела ботинки и встала перед знакомой, приглашая ту, жестом за собой. — Пошли! Поболтаем о женском.
Девушки вместе вышли из казармы, под присмотром одного из солдат. Парень даже протянул зажигалку, дав прикурить сигарету. Эмили и Элис расположились недалеко от входа, на углу здания, так чтобы их было трудно заметить при выходе из казарм. Вечернее время медленно сменялась ночью. Загорались огни фонарей, освещая только главные проезжие улицы военной части. Во многих домах в окнах горел свет. Иногда доносились громкие звуки, напоминающие разговор. Изредка по улочкам проходило пара-тройка солдат Krieg Korps. Мужчина, что сопровождал их, встал в нескольких метрах от девушек и делал вид, словно не слушает их разговор.
— У тебя же есть семья, да? — наконец голос Эмили потревожил их молчание. Девушка медленно вбирала в свои легкие дым, стараясь растянуть сигарету как можно дольше.
— Да, мама и папа. Еще младший брат. Ему сейчас восемь, — Элис оперлась на стену спиной, слегка поднимая голову к небу. — Родители и настояли на том, чтобы я отправилась по повестке.
— А мои меня выгнали из дома, когда корпорация дала мне назначение в журналистику. Сказали, что у меня теперь есть работа, жилье и образование. Сказали, чтобы я начала взрослую жизнь отдельно от них, — Эмили говорила это медленно и некоторой долей грусти в голосе, — и таких, как я множество. Родители больше не думают, что делать со своими чадами. Корпорации дают все. Это вроде хорошо, но… — сделав значительную паузу, девушка в один мах докурила сигарету и, выдыхая столб дыма, продолжила, — но, после... Когда я начала жить отдельно. Мне чертовски не хватало их в своей жизни. Я типа понимаю все… я уже взрослая и прочее-прочее… Черт, так хочется приехать иногда к ним, чтобы они меня поддержали.
— Эмили… — Элис повернула голову на свою собеседницу и увидела у нее слезы, медленно спускающиеся по щекам. Инстинктивно, не ожидая от самой себя, девушка обняла Эмили обеими руками.
Они простояли так несколько минут, обнимаясь и ища утешение и поддержку друг у друга. Элис не понимала, не понимала, как взрослая девушка может волноваться о таком. Почему ее, это так мало беспокоило. Она сама хотела отчасти поскорее выбраться из родительского гнезда, начать жить взрослой жизнью, без контроля и упреков. Без требований и ссор.
— Ну все, коротышка… все, хватит, — Эмили потрепала свою знакомую по голове и освободилась из объятий. Сейчас девушка вновь стала той, которую Элис видела постоянно. Добрую, улыбчивую и оптимистичную девушку. — Спасибо.
— Эй, я не коротышка, — немного гневно ответила Элис, сверля взглядом знакомую.
— Ладно-ладно, Элис.
Обнявшись еще раз, они в скором времени вернутся в казарму. Приняв душ и необходимые процедуры перед сном, девушки лягут на свои кровати. Спустя недолгое время, в казарму войдет сержант, чтобы огласить на всю казарму: “Отбой”, — и переведя свет в ночной режим, оставит добровольцев наедине с их возникающими мыслями.
Часть 1. Глава 3
Двенадцатое и тринадцатое июня для добровольцев прошли без значительных проблем. Жесткий график, составленный в первый день прибывания, не претерпел каких-либо серьезных изменений, кроме завтрака. Теперь новобранцы вдоволь могли насладиться утренним приемом пищи длительностью в час, прежде чем начать физические нагрузки на плацу. Элис за эти два дня смогла более-менее втянуться, как и все
Теоретические занятия, для Элис давались легко. Это было той же школой, просто иной предмет изучения. Она порой даже задавала интересные вопросы на них, что подмечали учителя проводившие лекции. Здесь было ее поле боя, на котором Элис могла делать значительные успехи, по сравнению с физической подготовкой. Девушка всерьез изучала все, что преподается, найдя свою отдушину в этом месте, который все еще вызывал иногда страх и опасения за будущее.
Вечерняя физическая нагрузка сменилась полосой препятствия. Вот где действительно начался ад для Элис. Она не справлялась со многим, слышала крик и ор сержанта, так что аж закладывало уши. Ее показатели были самыми худшими во всем отделении. Для нее это было действительно трудно. Эмоционально и физически она выгорала после них. Не хотелось ничего, кроме как лечь и ничего не делать. Хотелось бросить все, убежать, но бежать было некуда. Тот вариант, что ей предложили, как альтернативу, отметался сразу. В это время на помощь приходили разговоры с Эмили, Генри и Итаном.
Нет, они не говорили ей, что она справится, что сильная и прочее. Они просто отвлекали ее разговорами о чем угодно. Например, Генри рассказал, что у него есть сестра, которая еще ходит в школу. Рассказывал, как он пугал ее ухажеров и всячески оберегал, а потом она даже заявила ему, чтоб он перестал это делать, ведь она уже взрослая. Потом он уехал в Сибирь. Генри за эти разговоры, никогда не рассказывал о том, что там происходило и всегда переводил разговор в другое русло.
Итан, как-то рассказал о своем детстве. Он жил в плохом районе города, к нему часто подходили более взрослые дети с целью затереть за жизнь. Он всегда дрался с ними. Его избивали, даже нос как-то сломали, но он раз из раза продолжал это делать. “Если дашь слабину, от тебя никогда не отстанут”, — так он сказал в конце своего рассказа.
Эмили же, почти постоянно трещала без умолку. Ее рассказы в основном были о ситуациях на интервью, о журналистике и всяком таком. Иногда она ругалась с Генри, хотя назвать это руганью, было бы слишком. Скорее это было похоже на взаимный обмен колкостями. Они словно испытывали на прочность свои характеры, а может, просто два похожих человека. Элис в такие моменты снова возвращалась в школьные воспоминания, которые теперь очень и очень далеко.
Четырнадцатое июня началось и шло, как обычно, кроме теоретического обучения. Первой и второй лекцией занимались солдаты Krieg Korps, рассказывая о первой медицинской помощи и тактики ведения боя. После окончания, когда добровольцы еще отдыхали, в ангар вошел Мясников. За ним следовали еще несколько солдат из Krieg Korps, таща с собой груженые ящики. Новобранцы быстро вернулись за свои столы, когда сержант вытаскивал из уже открытого ящика винтовку.
— Это то, чему вы можете доверять свою жизнь. То, с чем вам необходимо будет делить постель. Вы должны знать свое оружие, как своих близких и родных. Ваше оружие, это часть вас самих, если кто-нибудь потеряет или сломает его, я лично устрою ему разговор с предками. Всем ясно?
— Да, сэр!
— Начнем с простого. Основным вооружением пехоты в Krieg Korps считается штурмовая винтовка AR24, капризная и нежная до чертиков, — с этими словами сержант показывал оружие перед собой. — В вашем случае — у вас нет времени на полноценную подготовку армейского стандарта, поэтому вы, будете постигать все в кратчайшие сроки. У вас есть час на то, чтобы научиться делать хотя бы частичную разборку оружия для его чистки. Начнем по порядку!