Всё хоккей
Шрифт:
Если бы я не увидел воотчию, то не поверил бы, что лицо человека в один миг может вспыхнуть алым пламенем. Пылали щеки, уши, руки, глаза, даже губы. Казалось, его в один миг поглотит огонь и превратит тело в пепел. И образное выражение сгореть от стыда, казалось вот-вот превратиться в реальность на моих глазах.
Наконец, он, осознав, что ошибся, стал приходить в чувство. Даже деловито уселся в кресло, покрутился в нем, как космонавт, и уверенно постучал ручкой по столу.
— На что жалуетесь? — сухо спросил
Он даже не извинился, что принял меня за другого. Скорее всего, решил, что я пациент, у которого нет других проблем кроме сердца. И я не обращу на этот инцидент внимания, тем более что завишу целиком от воли врача. Но в том-то и дело, что пациентом я не был.
— Я ни на что не жалуюсь, Егор Николаевич. Ну, разве только на отсутствие информации.
— Я вас не понимаю.
— Разъясню. Я — журналист, пишу книгу о покойном, слухи о смерти которого, кстати, нисколько не преувеличены. О покойном ученом Юрии Смирнове, который был моим другом.
— А я тут причем? — Маслов весь напрягся, но нужно отдать ему должное, уже не бледнел и не краснел.
— Мне бы хотелось знать, что вас связывало?
— Вы пришли только, чтобы задать этот вопрос?
— Нет, еще чтобы получить на него ответ.
— В таком случае, ничем помочь вам не могу. Вопрос, на который нет ответа, бессмысленен. Я понятия не имею о таком ученом.
— Но от дружбы с Запольским вы не отрекаетесь?
— При чем тут Максим Станиславович? Он жених моей племянницы.
— Кстати у вашей племянницы я видел фотографию, где был запечатлен и Смирнов.
Маслов встал, приблизился к окну, распахнул фрамугу и вдохнул воздух, словно ему нужно было набраться сил с ответом.
— Вы поймите, я врач! Каждый день перед моими глазами проходят десятки, иногда сотни людей, разве всех можно упомнить.
— Он не был вашим пациентом. Возможно, вы были его пациентом?
Я не думал, что эта фраза взорвется в воздухе бомбой. Похоже, я метнул верно, наугад попав прямо в цель.
Маслов резко повернулся ко мне. Его губы и руки вновь задрожали. Может, он и был прекрасным кардиологом, но нервишки имел никудышние.
— Что? Что вы сказали? Я — его пациентом? Как вы смеете! В психиатрах я никогда не нуждался!
В этом я уже искренне сомневался.
— Значит, вам все же известно, что Смирнов был психиатром!
— Вы блефуете! — закричал Маслов. — Вон из моего кабинета! И чтобы никогда… Слышите, никогда не посмели переступать мой порог! Даже если у вас вот-вот остановится сердце! Ищите другого врача!
Похоже, этот человек не умел держать себя в руках. Или его положение было настолько серьезно. Мне ничего не оставалось, как поспешно покинуть кабинет, даже не попрощавшись.
На улице я неожиданно столкнулся нос к носу с медсестрой, которая провела меня к Маслову. Она вновь кокетливо
— Встречать хорошеньких незнакомок второй раз — хорошая примета.
— Неужели? — она мило улыбнулась. — Только я не незнакомка, а медсестра. И меня можно встретить и в третий раз, и в четвертый, и в пятый.
— Давайте начнем с третьего.
— А что, вас еще раз пригласили на прием к доктору? Или вы ложитесь на операцию?
— Я откровенно вам признаюсь, что у меня абсолютно здоровое сердце. И поэтому третий раз наша встреча может состояться только вне стен этого больничного монастыря. Но боюсь, что вы, такая эффектная женщина, откажетесь составить мне компанию поужинать в «Праге».
Ресторан «Прага» ее добил окончательно. Правда, при этом она невзначай и с большим недоверием взглянула на мои потоптанные ботинки. Но тут же поспешно отвела взгляд, вдаваться в подробности она не хотела. Поскольку спешила замуж.
Мы договорились о встрече сегодня же. И она не преминула меня попросить, слегка смутившись.
— Только я попрошу…
— Да? Просите о чем угодно!
— Мне бы не хотелось, чтобы о нашей встрече узнал профессор Маслов. Понимаете, по этике медперсонал не должен… Ну, вы понимаете. А я так дорожу этим местом.
— Я прекрасно вас понимаю! — радостно воскликнул я, поскольку это было и в моих интересах. — Никакие профессора и академики ничего не прознают! Они всезнайки в других науках. Вы согласны?
Она улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй.
Этим же вечером я надел свой дорогой английский костюм. Моя физиономия уже позволяла это, ее вряд ли кто мог узнать. Я даже покрутился возле зеркала. И остался вполне доволен своим видом, хотя костюм стал несколько маловат. Сказывалось отсутствие тренировок в моей жизни. Я стал резко полнеть. Залысина и очки придавали мне вид бизнесмена, клерка, ботаника, кого угодно, но не хоккеиста. Однако медсестра меня не знала другим. Поэтому для свидания мой вид был бесспорен.
— Вы, похоже, идете на свидание? — Надежда Андреевна не скрывала своего раздражения.
— На деловое свидание, — поправил я ее. — И это касается нашего общего дела. Вечером я все расскажу. Похоже, будут новости.
Она вздохнула и поправила ворот моего пиджака. Она мне не поверила.
— Юра не любил такие изящные вещи. Он считал их признаком дурного тона для мужчины. Он говорил, что мужик должен одеваться так, словно не разбирается в моде, даже если он в ней прекрасно разбирается. Равно как и женщина должна скрывать, что умеет прибивать гвозди, даже если она и умеет.