Всё хоккей
Шрифт:
— Ага, от счастья уже и задыхаешься, — хохотнул золотой зуб.
— Да уж. Большего счастья и представить нельзя.
Эта комната была копией нашей с Дианой спальни, ну разве в два раза поменьше. Похоже, Смирнова полюбила те же журналы, что и Диана. Вот уж чего я не мог ожидать от Надежды Андреевны. Что угодно, но только не подобной маразматической безвкусицы. Неужели на такое способна любовь? Я не знаю, любил ли я когда-нибудь по-настоящему, но примерно мог представить, что могла означать любовь. То, над чем я раньше мог презрительно смеяться. Звезды, космос, цветы на полях. Остановка неровного дыхания. Стихи, конечно. Конечно, тихая музыка. Возможно, бунтующее море.
— Ну, ты, я гляжу, совсем опупел! — зуб ударил меня с размаху по плечу, и от неожиданности я покачнулся. — Но вот я чего скажу! И мы с Тамаркой не лыком шиты! У нас точь такая ж спальня, только все раза в три поменьше и подешевле! А я до тебя одному олигарху дворец строил, так и у него точь такая ж спальня! Только раз в двадцать подороже и побольше! Но все одно! Знаешь, мужик, достигли мы-таки равноправия! Ей-богу достигли! Чего-то боролись, чего-то душу на куски рвали, а все так просто! У всех равноправие! И у всех такие спальни! И у строителя и у олигарха! И мозги у всех в одинаковом направлении движутся! Вот так!
— Да, пожалуй ты прав, — устало сказал я. — Наконец-то достигли. Я даже смею думать, что твоя Тамарка одевается, как жена олигарха, точно так же, разве что из стока.
— А как ты усек? Молоток! Еще бы она хуже одевалась!
— Но я еще смею предположить, что она гораздо красивее.
Золотой зуб радостно похлопал себя по толстому животу. И в его кроличьих пропитых глазенках мелькнуло подобие теплоты. Похоже, я начинал ему нравиться.
— Еще бы! Если иметь такой живот — точь как у олигарха.
И такую же наглость, уверенность в безнаказанности, безграмотность и тупость, равнодушно подумал я про себя. И, конечно, такой вкус, и такое сердце.
— Знаешь, мужик, ты мне уже нравишься, идем я тебе еще беседку продемонстрирую! — зуб, уверенный в своей значимости и неотразимости Тамарки, двинулся из дома. Я покорно и вяло шагал за ним.
Беседке я уже не удивился. Вычурная, белая, с серебренными вкраплениями в виде звезд, мягким, ярко васильковым диваном и кривоногим столиком в стиле Людовика XIV, явно купленным на базаре у проходимца в пять раз дороже. Столик был пуст. За ним пока никто не работал.
Безусловно, музы могли посещать и эту беседку, и эту спальню, и этот дом, но только когда хозяйки не было дома. Смирнову в облике музы я представить не мог. Возможно, Достоевский не расхохотался бы, увидев все это, поскольку видел многое. Но вздохнул бы печально точно.
Подражая Достоевскому, вздохнул и я.
— Да уж, тут не только передохнуть, но и свободно вздохнуть можно, — мечтательно, насколько свойственно его красной морде и налитым глазкам, сказал зуб. И тоже вздохнул.
— Но эта беседка предназначена для работы, — и зачем я с ним пререкаюсь.
— Еще бы! Особенно если работа — сплошной отдых! Сиди себе, чиркай на здоровье всякую чушь, которую никто и даром читать не будет! Красота! Разве это работа?
— Да уж, сомневаюсь.
Я неожиданно протянул золотому зубу
И только в лесу я вздохнул по-настоящему свободно. Все же — чистый воздух, несмотря на окружающие особняки, шум подъемных кранов и цементную пыль. Возможности природы не велики, но прекрасны.
Уже темнело, когда я подходил через лесную тропу к дороге. Стал накрапывать мелкий дождь. Даже показалась треть месяца, напомнившая яркий, фосфорный знак запятой. Я подумал, что моя жизнь состоит из одних запятых. Я что-то делаю — запятая, что-то узнаю — запятая, о чем-то мечтаю — запятая. И что же дальше? Точки я пока не хотел. Знак вопроса меня вводил в тупик. Запятая была лучшим знаком, придуманным нашей орфографией и пунктуацией. За ней обязательно скоро последует новое слово… И оно незамедлительно последовало.
Я шел по узкой дороге, вокруг шумели и гнулись под ветром мощные деревья. Все последующие события случились в одну секунду. Я даже не успел опомниться и потом долго благодарил судьбу, что когда-то серьезно занимался спортом. Моя реакция, несмотря на очки, лысину и хромоту, оставалась такой же отменной. И чувство ощущения опасности меня не покидало.
Внезапно позади меня истерично взвизгнула машина. Я обернулся — и она ослепила фарами. Доли секунды мне хватило, чтобы резко прыгнуть в сторону. Автомобиль на большой скорости промчался мимо, и я только успел заметить марку и его цвет — серебристый форд.
Я тяжело поднялся, растирая больную ногу. Отряхнулся, хотя это было бесполезно. Земля была сырой и грязной. К тому же я неудачно приземлился лицом вниз. Осторожно потрогал вспухшую губу и ссадины на лице. Похоже, видок у меня был еще тот.
В первую минуту я подумал про пьяного водителя за рулем или разгулявшихся подростков. Но цвет автомобиля не давал мне покоя. Серебристый. Форд такого цвета был и у таинственного ухажера медсестры Жени. Неужели совпадение? Мало ли в городе серебристых фордов?
В совпадения я не верил, к тому же мысли после пережитого удара начали приходить в норму, и уже в электричке я попытался сопоставить факты и кое-что припомнить. Безусловно, некоторое время, машина тихо кралась позади меня. И я не придал ее шуму значения, поскольку отнес его на работающий кран. Пьяный водитель не ехал бы медленно, словно крадучись. Он наверняка бы с шумом выскочил на дорогу, и его мотор я услышал бы гораздо раньше — и спокойно отошел в сторону.
Нет, это было запланированное покушение. Машина тихонько подкралась и, дождавшись удобного момента, резко бросилась на меня. Если бы не моя реакция вряд ли сейчас я просчитывал в электричке все возможные и невозможные варианты моей благосклонной судьбы. Это определенно было покушением на мою жизнь. Только кому моя сомнительная жизнь понадобилась? Или я все же сумел разворошить чье-то осиное гнездо? И кто же там пасечник?