Всё хорошо, что хорошо кончается

Бонс Олли

Гилберт некрасиво хрюкает. Коза Орешек выпускает изо рта край одеяла, которое мирно жевала в углу, и издаёт фыркающий звук.

— А прощения-то ты попросил? — сурово спрашивает Тилли.

— Он попросил, — спешит сказать Андраник. — Этот вопрос давно улажен. И знаешь, Сильвер, хочу сказать, ты совсем не такой плохой человек, как я когда-то считал. Я и сам виноват: сперва выдумал из тебя какого-то безупречного друга, не позаботившись узнать получше, а потом тебя же и обвинил в том, что ты не таков. Никто не лишён недостатков — людям присущи безрассудство

и лживость, они принимают поспешные решения, порой отвергают голос разума, прислушиваясь к желаниям сердца, но иногда я думаю: а что, если благодаря этому наш мир и держится? Мой опыт невелик, но я уже знаю немало историй, когда благоразумие могло бы завести в тупик.

Он теребит свой рукав, смущённо потупившись, и сбивается.

— Ладно, что-то я... Сильвер, я буду рад, если мы окончательно оставим все мелкие недоразумения позади и ты позволишь считать тебя другом.

— Как трогательно, — шепчет Тилли.

— Само собой, мы друзья, — стараюсь я произнести важным толстым голосом, чтобы не было заметно, что я тоже расчувствовался. — Даже обнял бы тебя, но сам видишь, у меня тут Дамиан...

— Да, лучше не нужно, — охотно соглашается Андраник, рука которого невольно тянется к волосам, чтобы заправить пряди за уши.

— Я потеряла надежду... О, я потеряла надежду! — раздаётся под окнами, затем голос переходит в невнятное бормотание. — Сестра, я не в силах поведать правду! Я так виновата перед вами...

Мы, забывшие ненадолго о призраке, вздрагиваем и испуганно переглядываемся.

— Д-давайте теперь я что-то расскажу, — предлагает Андраник. — В-вот у меня скоро день рождения, а может, и уже прошёл, а то я перестал считать дни.

— Будет через два дня на третий, — говорит ему Тилли.

— Ого! — удивляется Андраник, округляя глаза. — Даже я не помню, а ты знаешь. Так вот, мамочка задумала пригласить принцесс из Третьего королевства и на празднике огласить мою помолвку с какой-то из них, а мне даже не спешила сказать, с кем именно.

Мы молчим, и бедолага расценивает это по-своему.

— Ох, н-наверное, вам это вовсе и не интересно, — мямлит он. — Вовсе не захватывающее событие.

— Да нет, у меня просто пропал дар речи! — сердито раздувая ноздри, заявляет Тилли. — Отвратительно, что за мерзость! Разве можно так поступать с собственным сыном!

— И-их! — поддерживает её Дамиан, потрясая кулачком.

— Нет, но даже не сказать, о которой из них идёт речь! — пышет гневом Тилли. — Хотя знаю я их, все они одинаковы. Пустоголовые куклы, у которых в голове лишь сплетни да наряды. Выполняла я как-то заказ для шести старших, так они даже своего имени без ошибок написать не могли. Представляешь, Андраник? Хочешь ты себе такую жену?

— Да я не то чтобы вообще, — невнятно отвечает он. — Я ведь и не думал даже. Мне казалось, взрослая жизнь должна наступить постепенно, словно день или ночь, а она как взяла, да как свалилась на меня, будто

рояль со ступеней. Ох, ладно, я не хотел жаловаться.

— Как я тебя понимаю, — сочувственно произношу я, похлопывая его рукой по плечу. — Когда я узнал, что отец собирается меня женить без моего ведома, я прямо не знал, куда бы сбежать.

— Тебя собирались женить? — удивляется Андраник. — Но когда, на ком? Я и не слышал даже. А что было дальше, помолвку отменили?

— Э-э-э, — говорю я, проклиная свой длинный язык. — Ну, это долгая и совсем не интересная история, со скуки помереть можно. Однажды я её, может быть, и расскажу, но на сегодня хватит с меня откровений.

Тут Тилли, зажав рукой рот и округлив глаза, указывает нам на ставни. Сквозь щели в них пробивается какой-то свет.

— Это призрак? — шепчет она.

— Погодите, — просит Гилберт, наклоняет голову и несколько мгновений внимательно прислушивается. Затем он улыбается и тушит факел.

— Рассвело, — поясняет он нам.

Тилли без сил опускается на скамью и сидит без движения, прислонясь к стене, пока Гилберт осторожно отворяет ставни и разглядывает улицу.

— Всё спокойно, — сообщает он.

Затем мой друг вынимает из кармана зеркальце и, не успев ещё в него поглядеться, привычным движением приглаживает усы. На лице его появляется тревожное выражение, он глядит в отражение и трогает гладкую губу, будто не веря своим глазам, но затем вспоминает.

— Ха-ха, — веселится беззаботная Тилли, позабыв уже, как недавно тряслась от ужаса. — А когда это, кстати, ты лишился усов, я что-то не заметила? Призрак их унёс?

— Нела сожгла, — поясняю я.

— Дарю, — угрюмо говорит Гилберт, протягивая Тилли зеркальце. — Оно тебе очень пригодится. Вся копоть со стёкол очков сейчас прямо у тебя на лице.

Тилли охает, выхватывает зеркальце и принимается тереть щёки рукавом.

Мой внезапно обретённый брат, который всю ночь вёл себя почти хорошо, не считая того, что не спал и оттянул мне все руки, принимается хныкать. На него не действуют покачивания, не помогает песенка Андраника (я и сам от неё чуть не заплакал — это же надо, как боги могут обделить человека и слухом, и голосом), и подбрасывание в воздух тоже оказывается не лучшей идеей. О, я изучил немало приёмов с Бернардом Вторым, но весь мой опыт тут бессилен.

— М-мек, — насмешливо говорит мне коза.

— Я думаю, он голоден, — подсказывает мне Гилберт. — Давай-ка посмотрим, не проснётся ли Нела.

А она как раз спускается по лестнице, потирая глаза. Окидывает комнату быстрым взглядом, и по лицу её пробегает тень то ли разочарования, то ли досады. Впрочем, это мне могло и показаться.

— Уже утро! — укоризненно произносит Нела. — Что же вы меня не разбудили? И откуда взялась эта дыра в полу?

— Королева Нела, как я рад вас видеть! — улыбается Андраник и делает было движение, будто хочет её обнять, но тут же отступает, роняет руки и краснеет.