Все хорошо, что начинается с убийства
Шрифт:
— Я знаю, где Клод, — сказала я. — Вам ведь нужен он, верно?
Тодд Пикард посветил фонариком на себя и выговорил, отчетливо двигая губами:
— Где он?
Я взяла его за руку, потянула, и он пошел за мной.
Я указала на Клода.
Тодд повернулся в другую сторону, и я увидела, как он поднес руку ко рту. Его губы шевелились, он вопил, что тут нужна помощь. Клод все еще был жив, он двигал руками.
Я наклонилась, чтобы ободряюще похлопать его, а затем просто свалилась и уже не
Не помню, как оказалась на носилках, зато не забыла, как тряслась, когда меня несли. Помню ослепительные лампы в отделении экстренной помощи, Кэрри, всю в белом, такую чистую и спокойную с виду.
Она пыталась задавать мне вопросы. Я продолжала качать головой, ничего не слыша.
— Оглохла, — в конце концов сказала я, и губы ее перестали шевелиться.
Люди вокруг меня были очень заняты, в коридоре больницы царил чуть ли не хаос. Я совершенно не возражала бы по этому поводу, вот только мне нельзя было принимать болеутоляющее, пока Кэрри меня не осмотрит.
Я то отключалась, то снова приходила в себя и видела, как люди движутся туда-сюда по коридору, как мимо проезжают каталки, проходят все городские доктора и почти весь самый разношерстный медперсонал.
Потом — что было слегка странно — я почувствовала пальцы на своем запястье. Кто-то проверял мой пульс. В этом не было ничего экстраординарного, но я знала, что должна открыть глаза, и с усилием сделала это. Надо мной склонился детектив. Он был невероятно чистым.
Оказалось, я уже кое-что слышу, хотя и слабо. А еще я могла читать по губам.
— У вас болит голова? — спросил он.
— Не знаю, — медленно ответила я, с большим трудом выговаривая каждое слово. — Нога болит.
Он посмотрел на нее и сказал с очень сердитым видом:
— Им придется наложить швы. Кому я могу позвонить и рассказать о вас? Кто-то должен быть здесь с вами.
— Никому, — ответила я.
Мне было трудно говорить.
— У вас все лицо в крови.
— Женщину рядом со мной… — Я не смогла вспомнить слово «обезглавило». — У нее отсекло голову, — сказала я и снова закрыла глаза.
Когда некоторое время спустя я их открыла, детектив уже исчез.
Я почти не осознавала, как Кэрри накладывает мне швы, и удивилась, когда поняла, что нахожусь в рентгеновском кабинете.
Если не считать этих небольших вылазок, я всю ночь провела в коридоре. И прекрасно. Все палаты были забиты самыми тяжелыми ранеными, и по непрерывному потоку медперсонала я могла догадаться, что некоторых отправляют в Монтроуз или Литтл-Рок.
Время от времени входила Кэрри, трясла меня, будила, чтобы проверить зрачки. Медсестры измеряли мой пульс и давление, а мне больше всего хотелось, чтобы меня оставили в покое. Но больницы — не те места, где такое возможно.
Открыв
— Как вы себя чувствуете, мисс Бард? — спросил он, и я услышала его, хотя голос звучал странно, смахивая на гудение пчелы.
— Не знаю. Я не могу понять, что со мной случилось.
— Взорвалась бомба. В церкви Голгофы.
— Верно.
Я приняла это на веру, но впервые мысленно произнесла слово «бомба». Бомба, сделанная человеком. Кто-то и впрямь устроил это нарочно.
— Я Джон Беллингем. Из ФБР.
Он показал мне удостоверение, но у меня все слишком перепуталось в голове, чтобы понять, какое именно. Я переваривала услышанное, пытаясь все осознать. Мне подумалось, что, поскольку Клод и шериф выбыли из строя, ФБР вызвали для поддержания порядка. Потом мои мысли слегка прояснились. Бомба в церкви. Гражданские права. ФБР.
— Хорошо.
— Вы можете описать, что произошло прошлым вечером?
— Церковь взорвали, когда мы уходили.
— Почему вы пришли на это собрание, мисс Бард?
— Мне не нравятся голубые листки.
Он посмотрел на меня так, будто я спятила, и уточнил:
— Голубые листки?
— Бумаги, — сказала я, начиная сердиться. — Голубые листки бумаги, которые суют всем под «дворники» на лобовое стекло.
— Вы активистка, боретесь за гражданские права, мисс Бард?
— Нет.
— У вас есть друзья в черной общине?
Я задумалась, может ли Рафаэль считаться моим другом, и решила, что да, и осторожно проговорила:
— Рафаэль Раундтри.
Кажется, агент все это записывал.
— Вы можете выяснить, в порядке ли он? — спросила я. — И Клод? Он жив?
— Кто?..
— Шеф полиции, — сказала я.
Я не могла вспомнить фамилию Клода, из-за чего чувствовала себя очень странно.
— Да, он жив. Вы можете описать своими словами, что случилось в церкви?
— Собрание длилось долго. Я посмотрела на часы. Было восемь пятнадцать, когда я уходила, направляясь по проходу, — медленно произнесла я.
Агент все это тоже записал.
— Часы все еще на вас?
— Можете посмотреть и проверить, — равнодушно ответила я.
Мне не хотелось шевелиться. Он оттянул простыню вниз и посмотрел на мою руку.
— Они здесь.
Беллингем вытащил носовой платок, послюнявил его и потер мое запястье. Я поняла, что он отмывает циферблат.
— Простите, — извинился Джон, сунул платок в карман, и я увидела, что он испачкан.