Все и побыстрее
Шрифт:
— Вы напрасно лезете в бутылку, Силвандер, — заметил Гидеон. — Курт лишь старается помочь вашей дочери. Ей не стоит таким образом зарабатывать вам на жизнь.
— Ха… ха!
— Я желаю вашим дочерям только хорошего. Здесь, в Сан-Франциско, принято устраивать приемы по поводу первого выхода девушки в свет. Я уже договорился с миссис Экберг, которая помогала семье Имоджин. Она обещала помочь и мне.
— Я никогда не буду жить в этом проклятом доме!
При упоминании миссис Экберг глаза Кристал заблестели.
— Папа, — сказала она сладким
Глава 9
Курт вызвался подбросить семью Силвандер домой. Ленглей тяжело опустился на заднее сиденье и всю дорогу молчал. Когда они подъехали к дому, он, игнорируя протянутую руку Курта, с трудом вылез из машины.
Попрощавшись с Куртом, Кристал и Джоселин быстро побежали к подъезду. Гонора взяла отца под руку.
— Ты, — начал он заплетающимся языком, — дочь Силвандера, работаешь за гроши в кафе.
— Папа, пожалуйста.
— Как ты могла? — Он с трудом выговаривал слова.
— Папа, эта работа не такая уж плохая… и это единственное, что мне удалось найти.
— Ты вульгарна! — Ленглея зациклило на этом слове, и он снова и снова повторял: — Вульгарна… вульгарна… и лжива…
Выдернув руку, он, спотыкаясь, направился к дому. Гонора последовала за ним, но Курт задержал ее.
— Гонора, постой! Мне нужно поговорить с тобой.
— О чем? — спросила она ледяным тоном.
— Давай сядем в машину, на улице холодно, — предложил Курт.
Гонора неохотно села, оставив дверцу открытой.
Курт закурил сигарету.
— Ты готова растерзать меня на куски, — сказал он.
— Ты же обещал никому не рассказывать о моей работе.
— Послушай, мистер Талботт давно собирался помочь вам, но просто не знал, как это лучше сделать.
— Он обидел папу.
— Он не хотел этого, — ответил Курт и тихо добавил: — Спроси любого, и тебе скажут, что он добрейшей души человек.
— Возможно, — сухо ответила Гонора.
— Еще до вашего приезда он мне говорил, что вы внесете разнообразие в его скучную жизнь. Он мечтал поселить вас в своем доме.
Гонора прижалась лбом к стеклу.
— До тех пор, пока вы не переехали в Америку, Гидеон не догадывался, как вы бедствуете. Он все время думал, как помочь вам. Даже хотел повысить зарплату вашему отцу, но решил, что тот все равно все пропьет.
— Какое это имеет отношение к тому, что вы нарушили данное мне слово! — закричала Гонора.
— Ну вот, теперь вы злитесь.
— Конечно. Неужели вы не понимаете, что почувствовал папа, узнав о моей работе! Или вам нет до этого дела?
— Гонора, я едва сдерживался, чтобы не придушить его. Что он из себя изображает? Кто он такой? Король Георг? Он не может содержать свою семью и оскорбляет тебя, потому что ты делаешь это за него.
— Я не содержу семью, — ответила Гонора, — я просто стараюсь немножко ему помочь, вот и все.
— Черт возьми! Я же знаю, какие деньги он приносит домой! Он все просаживает в
— Мы же как-то жили, пока я не устроилась на работу.
— Представляю. Он что, слепой? Неужели он не видит, что вам нечего есть, что на вас старая одежда, что вам нужно ходить к врачу?
Голос Курта был злым.
— Нельзя было рассказывать ему о моей работе, — прошептала Гонора, — он такой чувствительный.
— Я давно заметил, что такие чувствительные люди думают только о себе. Посмотри, как он набросился на тебя!
— Он просто выпил лишнего…
— Лишнего… Он уже был пьян, когда пришел на обед. — Курт выдвинул пепельницу и затушил недокуренную сигарету. — Гонора, — начал он более спокойно, — ты не поверишь мне, но когда твой отец трезв и не слоняется без дела, он вполне приличный мужик. Пойми, что мне очень тяжело далось нарушение данного тебе слова. Мне было гораздо тяжелее, чем твоему отцу. Я не мог вынести твоего взгляда, и мне было так жаль тебя.
Все еще пытаясь защитить отца, Гонора сказала:
— Папе, с его гордостью, нелегко было пойти на такую работу…
Курт приложил к ее губам палец.
— Давай сменим тему. Ты слишком хороша для этого мира, и мне больно видеть, как человек, которого ты любишь, незаслуженно обижает тебя.
Он провел пальцем по ее пухлому рту, и сердце Гоноры дрогнуло. Ее аргументы в защиту отца иссякли. Курт включил радио, и тесное пространство машины наполнилось звуками чудесной музыки.
— Пятая симфония Чайковского, — прошептала Гонора.
— Ты околдовала меня. — Курт притянул ее к себе и зашептал в ухо: — Я ничего не могу поделать с собой.
Он поцеловал ее.
— Курт…
— Что, милая?
— Курт… мне просто нравится повторять твое имя.
— А мне нравится, как ты произносишь его. Твой дядя не одобрил бы нас.
— Почему?
— Потому что я не такой порядочный, как он.
— Ты спал с девушками?
— И не только.
— Я ненавижу их всех.
Курт крепко поцеловал ее. Тело Гоноры обмякло. Она чувствовала, что погружается в пучину страсти, как в омут, и эта пучина сомкнулась над ее головой. Она с жадностью втянула в себя его язык. Курт расстегнул ее пальто и осторожно дотронулся до груди. Соски ее напряглись, внизу живота приятно заныло.
— Курт… я люблю тебя.
— Это называется желанием.
— Вовсе нет.
— До чего же они хороши, — прошептал Курт, лаская ее груди.
Гонора обвила руками его сильные плечи, гладила спину.
— Я люблю тебя… люблю.
— Чудесно. Мне кажется, что и у меня это не просто желание.
— Курт…
Никто из них не заметил, как к машине подошел Ленглей. Он заглянул в окно и увидел свою дочь в объятиях этого самодовольного негодяя Айвари, который имел стойкую репутацию донжуана и переспал почти со всеми женщинами компании. Его Гонора, его сказочная португалочка, свет его очей, обнималась и целовалась с этим подонком! Отчаянию Ленглея не было предела.