Все и побыстрее
Шрифт:
Почтовая служба маленькой арабской страны работала плохо: письма шли долго и часто терялись. Когда задержки были особенно длительными, Гонора начинала волноваться: воображение рисовало ей самые ужасные картины.
Она часто писала отцу, но так и не сообщила ему о своей беременности — просто рука не поднималась.
Гонора часто плакала. Это были легкие слезы беременной женщины, но она приписывала их своему одиночеству.
Груди ее налились и стали такими же, как у Кристал, чем она очень гордилась, однако живот пока рос медленно,
Как-то морозным февральским вечером, когда Гонора лежала на диване, слушая по радио вечерний концерт и одновременно читая новый роман «Дом радости», в дверь постучали. Заложив страницу, Гонора направилась к двери, недоумевая, кто бы это мог быть.
На пороге стоял Ленглей, держа в руках до боли знакомый потертый чемодан.
— Папа, — выдохнула Гонора.
— Похоже, я скоро стану дедушкой.
Родной капризный голос напомнил ей детство, и, выронив книгу из рук, она бросилась ему на шею.
Ленглей сознался, что голоден, и Гонора помчалась готовить обед. Отец удобно устроился за кухонным алюминиевым столиком и, потягивая виски, оставшееся от Курта, рассказывал ей семейные новости. Джоселин перешла в новую школу и отлично учится, Кристал блистает на Клей-стрит.
— Сейчас с помощью известной американской фирмы она заново отделывает особняк, — добавил Ленглей.
Он с аппетитом съел баранью отбивную, которую Гонора приберегла себе на завтра, кусочками хлеба вычистил тарелку и явно остался доволен.
— Как твои издательские дела? — спросила Гонора, чистя картофель.
— Мои дела подождут. Сейчас я в отпуске. Расскажи мне о работе Курта.
Гонора начала рассказывать о пустынной земле, покрытой песками, которые надо закрепить, о строительстве асфальтовой дороги через эти зыбучие пески, о трудностях, с которыми придется столкнуться Курту.
— Аравийские пески! — воскликнул Ленглей. — Мне всегда хотелось побывать в тех краях! Но скажи, как Курт мог оставить тебя в твоем положении?
— Я ему не сказала о ребенке.
Ленглей вылил в стакан остатки виски и поставил пустую бутылку на подоконник.
— Черт возьми, Гонора, — воскликнул он, — как ты могла скрыть такое от своего мужа?
— Он бы тогда остался дома, а эта работа очень важна для его дальнейшей карьеры.
— И все же… ты обязана поставить его в известность. — Глаза Ленглея увлажнились, и Гонора поняла, что он вспомнил о матери, умершей при родах.
Вздохнув, Гонора помешала картофельные чипсы.
— Я напишу ему в самое ближайшее время. Папа, ты погостишь у меня?
— Здесь так тесно.
— Я буду спать на раскладушке, а ты займешь мою кровать.
— Может, мне лучше остановиться
Гонора посмотрела на отца — старая вытертая рубашка, плохо отглаженный воротничок. Жалость сжала ей сердце.
— Папа, ты проехал сотни миль, чтобы повидаться со мной! О какой гостинице ты говоришь? Об этом не может быть и речи.
В последующие дни Гонора возила отца осматривать город. Она чувствовала себя узником, вырвавшимся из заточения, и была очень счастлива.
Временами Ленглей уходил в себя: его мучила совесть, он страдал из-за того, что живет на деньги дочери. Ленглей объяснил ей, что его дорожные чеки здесь не меняют.
Гонора купила ему три бутылки шотландского виски «Блэк энд уайт», и, хотя она никогда не видела его пьяным, две из них опустели за два дня.
Они перенесли кухонный стол и стулья в гостиную, и теперь Гонора спала в кухне на перекочевавшей туда софе, что было крайне неудобно. Каждый день она готовила для отца что-нибудь вкусненькое. В воскресенье, на третий день после его приезда, Гонора приготовила праздничный обед в английском духе: баранина с жареной картошкой, йоркширский пудинг с фруктами и взбитыми сливками.
Выпив кофе, Ленглей развалился на стуле и погладил себя по животу.
— Ничего вкуснее не ел с тех пор, как мы уехали из Англии. Как бы мне хотелось туда вернуться!
— О каком возвращении ты говоришь, когда твой внук станет здесь президентом!
— Да, он будет стопроцентным американцем, как ты и твой сестры. Речь идет обо мне. Приехав сюда, я потерял все.
— Папа, это неправда, просто Гидеон не сумел тебя по-настоящему оценить, но я верю, что этот твой издатель раскроет твой талант.
На верхней губе Ленглея выступил пот.
— Гонора, пора сказать тебе правду. Между нами никогда не было секретов. Никакого издательства не существует.
Гонора тяжело вздохнула, хотя с самого начала подозревала, что рассказы отца о его новой работе просто выдумка.
Ленглея как прорвало, он говорил почти скороговоркой.
— Ты понимаешь, этот парень нанял меня в качестве литературного обработчика его книги. Он заплатил мне пятьдесят процентов аванса. Его роман напоминал школьное сочинение. Он описывал мужество солдат во время бурской войны. Я просто вычеркнул наиболее идиотские места.
— Естественно, — заметила Гонора, — ты первоклассный редактор.
— Издательство «Литтл Браун» отвергло его книгу, и он во всем обвинил меня. Он сказал, что мои поправки сделали его роман бессмысленным, и отказался выплатить мне вторую часть гонорара. Ленглей залпом осушил стакан.
— Боже, какая несправедливость!
— Я с самого начала знал, что он жулик, но пока я работал над его романом, я был уверен, что смогу заново начать карьеру и помочь моим бедным девочкам. Сейчас у меня совсем не осталось надежд. Никаких! — Ленглей всхлипнул.