Все идет по кругу

Даймонд Сьюзен

— Не важно, — ответил Рейнхарт и звонко хлопнул в ладоши.

Миссис Лорус опустила голову и прикрыла лицо руками; старший из двух ее адвокатов положил руку ей на плечи. Несмотря на аргументированные заявления, Митчелл Рейнхарт был известен скорее как человек, любящий играть с правовыми ограничениями, используя в своей речи смелые и противоречивые идеи. Иногда он специально проигрывал несколько боев, чтобы потом еще полнее насладиться победой в финальной битве. Поэтому никто не удивился, когда после полного анализа доходов и различных приобретений господина Лоруса в период брака Рейнхарт вышел в центр зала и торжественно преподнес аудитории новую «бомбу».

— У

нас имеется еще один документ, — спокойно заявил он. — Это брачный договор, подписанный супругами после двенадцати лет совместной жизни. Тогда миссис Лорус настаивала на проведении бракоразводного процесса, но после нескольких месяцев раздельного проживания супруги помирились. В то время брачный контракт стал одним из нескольких примирительных соглашений, а в данном процессе обе стороны приняли его без каких-либо дополнений и вопросов.

Сейчас этот важный документ должен быть признан своеобразным переломным моментом в истории супружества нашей пары. Давая возможность праву и закону расторгнуть союз, нельзя забывать о брачном контракте, который вряд ли можно причислить к незначительным документам — скорее к решающим судьбу раздела имущества. Договор доказывает, что «обе стороны начали новый этап в своей жизни, любящие супруги стали партнерами». А эти самые партнерские отношения длились всего восемнадцать лет, а не тридцать.

На этот раз в зале не было ни шепота, ни вздохов, только звенящая тишина. Митчелл Рейнхарт стоял и смотрел на судью. Судья смотрел вниз, на Рейнхарта. Адвокаты, как с одной, так и с другой стороны, шумно выдохнули. Все знали: так больше продолжаться не может. Должен быть какой-то ответ на это безумное утверждение, и скорее всего очень простой, но потребуется много дней, чтобы собрать все воедино.

Сразу после этого было принято решение перенести судебное заседание, и Рейнхарт, у которого не имелось ни документов, ни портфеля, удалился первым. Он шел по центральному проходу, а скамейки тем временем постепенно пустели. Люди, включая Шарлотту и Полли, следовали за ним как горстка израильтян по дну расступившегося Красного моря. В холле Рейнхарту пришлось выдержать натиск многочисленных фотографов и журналистов — те совали ему под нос микрофоны и задавали вопросы. Многие оказались довольно стандартными, несколько последних вопросов касались итогового заявления.

— Проблема в том, — снова заговорил Рейнхарт, — что на самом деле партнерские отношения длились не тридцать лет, как нас пытались убедить. Не то чтобы мы рассматривали партнерство с точки зрения его длительности, но поскольку речь идет о разделе имущества на равные доли, решение должно быть справедливым.

— Как вы можете охарактеризовать судебный процесс в целом? — спросил бородатый журналист средних лет.

Рейнхарт скривился:

— Отчаянные требования шестидесятилетней женщины, которая не знает, что ждет ее в будущем, поскольку перспективы весьма сомнительны.

— Неужели господину Лорусу шестьдесят лет? — спросила молодая корреспондентка.

— Этот вопрос к делу не относится! — отрезал Рейнхарт. — Позади у господина Лоруса остались годы плодотворного труда, и он заслуживает полноценной жизни.

И тут же двинулся вперед, пробиваясь через плотное кольцо журналистов.

— Вот дерьмо! — пробормотала молоденькая девушка.

Рейнхарт, казалось, не услышал ее слов и пошел дальше, сопровождаемый своими деловыми партнерами. Шарлотта и Полли, стоявшие позади толпы, столкнулись с ним лицом к лицу, когда тот подходил к лифту.

— Привет, — мягко сказал он, проходя мимо Полли и чуть наклонившись в ее сторону. Оставшись без очков, он взглянул

на нее как-то сбоку и снизу вверх, поскольку Полли оказалась на несколько сантиметров выше. Ошеломленная, она отступила к Шарлотте, и Рейнхарт проскользнул в открытую кабину лифта.

— Что это было? — Полли схватила Шарлотту за руку, чтобы удержать равновесие.

— Дай угадаю: ему нравятся худенькие рыжеволосые девушки, — сказала та. — Хочешь кофе?

Поздно ночью Шарлотта сидела за столом на кухне с разбросанными вокруг заметками о Митчелле Рейнхарте, которые сделала еще утром. Работать на кухне было старой привычкой еще с детства, когда она делала домашнее задание, а мама читала журналы или курила на веранде. В студенческие годы в ее комнате помещался всего один стол, за которым она ела, училась, а иногда даже спала.

Этот стол не имел с ним ничего общего. Кухня была огромной, шикарно обставленной и очень светлой. С большими светильниками на потолке, белыми стенами, белыми шкафчиками с черными стеклянными дверцами и кухонным столом из черного гранита. Эвери отличался своеобразным вкусом, предпочитая, чтобы его окружали пустые поверхности правильной геометрической формы. Небольшие приборы убирались в ящички, расположенные под кухонным столом. Баночки и посуду прятали в выдвижные емкости. Риелторы назвали бы подобное место «кухней шефа». Здесь также присутствовали последние новинки бытовой техники — холодильник с морозильной камерой, духовка с грилем и конвекцией, плита с керамическим покрытием, микроволновая печь.

Если честно, то Эвери всегда участвовал в приготовлении пищи, поэтому имел полное право на кухню своей мечты. Шарлотта же больше занималась своими юридическими делами, чем готовкой. Она предпочитала этот стол своему рабочему кабинету и поэтому изо дня в день сидела поздними вечерами только тут. Ей нравились тяжелые стулья, громкое тиканье старых папиных настенных часов, неназойливое гудение холодильника. Шарлотту грели воспоминания о других кухнях, других временах и счастливых днях.

Думая о Митчелле Рейнхарте и о том, как сильно он ей не нравится, она вспоминала отца, которого очень любила и уважала. Юрист, специализирующийся на трудовом праве, он не обладал выдержкой Рейнхарта и презирал себя за этот недостаток. Он соглашался с тем, что каждый может выражать протест, но верил в третью силу — правосудие, а правосудие, в свою очередь, требовало решения суда. Адвокат его типа хорошо разбирался в том, что правильно и что неправильно.

Он вполне мог одобрить позицию Рейнхарта, который занимался бракоразводными процессами, принимая сторону богатых мужчин. Несмотря на многочисленные формулы, позволяющие делить собственность, никто не смог бы адекватно ответить, что один человек должен другому с точки зрения морали. Он никогда бы не усомнился, что богатый режиссер, имевший возможность летать куда вздумается и делать все, что заблагорассудится, оставит часть состояния своей шестидесятилетней жене, которая следила за домом в его отсутствие.

Отец был уверенным в себе человеком, в отличие от Шарлотты, которая, несмотря на большие полномочия, постоянно сомневалась в своих решениях и перепроверяла их. Даже будучи больным, он, зачастую путаясь, оставался верен себе. По крайней мере так казалось со стороны. Обладая своеобразным даром предвидения, он передал Шарлотте полномочия поверенного еще при жизни. Она не сомневалась, что он приготовил и подписал все необходимые документы. Нежно любя отца, Шарлотта никогда об этом не спрашивала и была шокирована, узнав, какой беспорядок в делах и бумагах он оставил после смерти.