Все или ничего
Шрифт:
– Это верно, – смягчилась она.
– Могу я говорить с вами откровенно?
– Не слишком ли поздно вы задаете этот вопрос? – Лидди улыбнулась. Она очень недооценивала этого человека.
– В высшей степени откровенно?
– Безусловно.
– Если вы употребите свое влияние на дочерей, чтобы обеспечить мне и тем, кого я представляю, покупку ранчо, мои партнеры наверняка пожелают отблагодарить вас.
– А нельзя ли определеннее? – спросила она, рассмеявшись; он рассмеялся вместе с ней.
– Вы получите комиссионные как посредник, едва сделка будет заключена.
– Каков
– Полпроцента продажной цены.
– А сколько это может быть? Ну, хотя бы примерно, – спросила Лидди.
– Примерно пятнадцать миллионов долларов. Возможно, больше.
– Хм... Любопытно. Скажите, Джимми, много ли вам известно об округе Оранж?
– Достаточно, Лидди.
– Прошу меня извинить, но я что-то сомневаюсь. Последние тридцать лет я день за днем слежу за ростом цен на землю в этом округе. Мне известно обо всем, что касается недвижимости, и я могу предвидеть все трудности, с которыми столкнется ваша группа предполагаемых покупателей. Во-первых, они должны будут доказать управляющему, назначенному судом, что они заслуживают доверия и дают хорошую цену. Затем возникнут различные проблемы со всякими государственными и местными органами.
– Мои партнеры отдают себе отчет в том, что осваивать землю – дело непростое. Они понимают, что необходимо набраться терпения.
– Все можно сделать намного проще. Но только не за полпроцента.
– Да?
– У меня есть один друг, который предан мне вот уже более тридцати пяти лет. Он сделает для меня все, о чем бы я ни попросила.
– Да?
– Это губернатор Калифорнии Димс Уайт. Он имеет право настоять на кандидатуре такого управляющего, который будет устраивать нас во всех отношениях. В его силах устранить все проблемы, которые могут возникнуть с государственными и местными органами.
– Кто бы мог подумать! – В голосе Джимми Розмонта зазвучало уважение. – Это меняет дело. Значит, удваиваем комиссионные?
– Я полагаю, утраиваем.
– Пожалуй, это будет справедливо.
– В таком случае мы поняли друг друга. Детали уточним позже.
– Боюсь, это дело далекого будущего, Лидди.
– К сожалению, я полностью отдаю себе в этом отчет. Джимми Розмонт поднял бокал. Он явно недооценил эту женщину. Но с другой стороны, и она недооценивала значение своих связей. Попроси она сто миллионов, он бы не задумываясь согласился. Это будет важнейшая сделка его жизни. Сто миллионов – небольшая плата за сотню квадратных миль самой ценной земли в США.
XVII
– А какой помощи вы ждете от Советов на съемках в Киеве? – спросила Джез Сэма Батлера – они говорили по телефону.
– С чего ты взяла, что нам придется отправиться в Киев?
– Ты же играешь украинского политического лидера, так? А насколько мне известно, Киев – это столица Украины. Советской Украины.
– Какого черта, меня не касается, где будут проходить съемки, пусть об этом у Милоша голова болит. Там все города похожи один на другой. Главное, что обстановка там жуткая, вот в чем все дело, Джез. Я страшно волнуюсь.
– Еще бы! Но ведь это именно то, чего ты хотел. Кстати, я никак не могу понять, как тебе удалось
– Я объяснил Губеру и Питерсу, что настоящего артиста нельзя заставить делать что-то против его воли. Когда я обрился наголо, они мне, наконец, поверили.
– Не может быть! – Джез взвизгнула от восторга.
– Спорим!
– А они уже кому-нибудь отдали эту роль?
– Лучше бы не спрашивала. Но уж раз спросила, то да. – Радостное возбуждение Сэма Батлера слегка приувяло, но не исчезло совсем.
– Ну скажи, кому! – попросила Джез.
– Дэниэлу Дей-Льюису. – Сэм произнес это имя с отвращением. – Кто бы мог подумать, что Дэниэл Дей-Льюис согласится играть манекенщика! После Оскара за «Левую ногу»!
– Он просто сменил темп, вот и все. Не расстраивайся, Сэм. Воспринимай это как высокую оценку твоих заслуг – ведь Милош Форман ее тебе первому предложил.
– Да, дружище, пожалуй, ты права. Мне как-то это в голову не приходило. – Он был явно польщен.
– Послушай, а волосы уже начали отрастать? – поинтересовалась она, стараясь казаться озабоченной.
– Да еще как! Стали гуще, чем были, кто бы мог подумать!
– Интересно, а когда ты был совсем лысый, окружающие воспринимали тебя так же, как всегда, или нет? Может, они были более приветливыми, не такими надутыми, как обычно, по крайней мере в самый первый момент?
– Не-а. Они были шокированы. Видишь ли, Джез, с моим лицом вышла неувязка. Понимаешь, чтобы перевоплощаться, у тебя должно быть никакое лицо. Ладно, может, это грязная работа, но кто-то же должен ее выполнять. Думаю, могло быть и хуже.
– Надеюсь, съемки проходят успешно? – сказала Джез, думая о том, что Дэниэл Дей-Льюис обладает вполне определенным лицом, и в то же время это не мешает ему перевоплощаться с каждой новой ролью.
– Я буду скучать по тебе, дружище. Очень скучать.
– И я.
– Увидимся, когда я вернусь?
– Конечно, Сэм. Желаю тебе хорошо провести время.
Опустив трубку на рычаг, Джез внезапно поняла, что не сможет теперь воспринимать Сэма Батлера иначе чем просто друга. На расстоянии исчезло и без того смутное очарование; вместо того чтобы усилить влечение, разлука помогла полностью освободиться от того, что можно было только принять за любовь. И теперь, когда Милош Форман увозил его на многие месяцы в Киев или какое-то другое, не менее мрачное, место, она со спокойной совестью могла о нем забыть.
Она посмотрела на часы, стоявшие на тумбочке возле кровати в ее любимой спальне в гасиенде. Пока она одевалась, собираясь на встречу с сестрами, ее то и дело отвлекали неожиданные телефонные звонки.
Сначала позвонили из компании «Пепси». После смерти отца Джез отказалась вернуться на работу. Теперь, в середине января 1991 года, они звонили, чтобы сообщить: готовы ждать ее хоть месяц, хоть два. Компания очень ценит ее работу, сказали ей, ее считают незаменимой – она замечательный художник, не устающий поражать своим мастерством. Невозможно предвидеть, какие новые горизонты она может открыть в фотографии, к тому же у нее настолько новаторский стиль, что глупо было бы пытаться обучить ему другого фотографа.