Все или ничего
Шрифт:
Ирина спешно пробежалась по магазинам, набрав понемножку всякой всячины.
Все же отдала предпочтение колбаскам, сыркам и другим готовым продуктам: сама стряпать не решилась. Подгорит или пересол получится — позору не оберешься! Придется весь вечер сидеть пунцовой, как те распроклятые тюльпаны, тем более что краснеет она легко и по всякому поводу.
Но что Ирина может лучше других хозяек это красиво и со вкусом порезать яства. Там, где дело касается ножей и вообще всего острого, любых лезвий, ей
Итак, по тарелкам разместились колбасные звездочки, сырные ромбики и кружочки, затейливые цветы из апельсинов. Завершили убранство стола графинчики с разноцветными соками.
Великолепно!
Никакого алкоголя. И не только потому, что ей предстоит вернуться в спорт и нельзя расшатывать свой организм. Но еще и для того, чтобы… когда они с Владимиром, насладившись трапезой, опять прилягут на старенький диванчик… О, тогда она захочет вкусить это наслаждение во всей полноте, без головокружения, без противных «вертолетиков» в голове! И она обязана все, все запомнить, до мельчайших нюансов, до еле слышных вздохов, до тихих ласковых словечек и едва уловимых прикосновений.
И она станет все это перебирать в памяти целые сутки, до следующей встречи, до такого невероятно далекого завтра!
Без этого ей не продержаться в одиночестве долго.
Вот и он.
Длинный, требовательный звонок.
Владимир соблюдает правила приличия, а мог бы, наоборот, взять у бабы Веры ключ и войти потихоньку.
— Сейчас, сейчас!
О Господи, вертелась вокруг стола, а себя-то в порядок привести и забыла! Скорее хоть пару раз провести мокрой массажной щеткой по непослушным волосам…
И эти ее вечные джинсы! Мальчишество какое-то…
Очень бы пригодился кружевной пеньюар, лучше всего пунцово-красный, сексуальный. Но чего нет, того нет.
Ладно, джинсы долой, а длинная мужская сорочка вишневого оттенка вполне сойдет за мини-халатик.
А у него уже, видимо, истощилось терпение: совсем не отпускает пальца от кнопки звонка.
— Уже иду, любимый!
Последний штрих: расстегнуть на рубахе несколько верхних пуговок, чтобы получился кокетливый глубокий вырез.
Все!
Негнущимися от волнения пальцами оттянула язычок дверного замка… и уткнулась лицом в целый ворох красных тюльпанов. Точно таких, какие служили сегодня вещдоками.
Милый, чудесный Володя! Каким образом он догадался, что тюльпаны — ее любимые цветы?
Интуиция! Вот что значит настоящая любовь!
Зажмурившись от счастья, она ощутила над бровью, прямо на месте шрамика, легкий приветственный поцелуй.
Но… что за чужой запах? Володя сменил одеколон?
И объятия какие-то уж слишком крепкие и бесцеремонные, а ведь еще вчера он был с ней так осторожен…
А когда она открыла глаза и отстранила от лица
Ба, Андрей Галибин! Кумир всех девчонок ЦСКА и ее собственная прошлая, отгоревшая любовь. Да нет, не любовь: так, глупое временное увлечение.
— Раскаялась? — сказал он, весьма довольный оказанным горячим приемом. — Ну и умница. Тебе не идет костылями махать! Кстати, я смотрю, ты уже без подпорок обходишься?
— Вполне обхожусь. И без них, и без тебя.
— Тю-тю-тю, снова-здорово. Не пудри мне мозги. Я же не слепой, видел: зарделась вся.
— Это от отвращения.
— А, да! И целоваться сразу кинулась. Так теперь принято выражать неприязнь? Кстати, цветочки. Твои любимые. Как видишь, я не забыл.
— С сегодняшнего дня я их терпеть не могу!
— Хорошо. Учту на будущее. В следующий раз приду с розами. А что, собственно, такое сегодня случилось?
Не станет же она ему рассказывать о Петьке, майоре и тем более о Владимире!
— Сегодня произошла ужасная вещь: ты заявился!
— Но теперь уж, дорогая, ничего не поделаешь. Пришел так пришел.
И он, не спрашивая позволения, прошагал в комнату.
— О, да у тебя тут перемены! Ремонт сделала? Недурно, хвалю. И даже стол накрыла? Это что-то новенькое. Тем более одобряю. Посмотрим, что тут у нас есть…
— Что есть — то не про вашу честь!
Но Андрей принялся нахально дегустировать фигурные кусочки кушаний со всех тарелок подряд, нарушая праздничную красоту.
— Послушай, — сказала она, еле сдерживаясь. — Я жду гостей. Ты мне мешаешь.
— А ты не бойся, я общительный. В любую компанию впишусь.
— Компания будет слишком тесной: всего из двух человек. И третий в ней — лишний.
Андрей перестал жевать, уставился на нее — и в его черных глазах она увидела нечто похожее на испуг:
— Как это — из двух человек? Первенцева, я что-то не понял.
— Понимать-то нечего. Я жду мужчину.
— Врача, что ли? Костоправа?
Галибина никто и никогда еще не отвергал. Он ни разу не испытал на собственной шкуре, что такое быть брошенным. А тем более Иркой! Ведь она была влюблена в него как кошка. Просто таяла при его приближении, дар речи теряла.
Он не верил, что его могли променять на кого-то другого. Его, такого неотразимого, такого обаятельного!
«Конечно, она врет, — думал он. — Цену себе набивает. Бабы так часто поступают, чтобы покрепче привязать мужика».
— Нет, не врача, — серьезно ответила Ирина. — С врачами покончено. Я жду мужчину, которого люблю.
Его черные густые брови взмыли вверх, чуть ли не к самым корням волос.
— Когда это ты успела, а? Уж не в реанимации ли?
— Знаешь, именно там. Ты угадал.