Всё исправить
Шрифт:
– Умножитель в блоке развертки накрылся, – Чекалов брякнул на стол концы тестера.
– Годится, – начальник улыбался теперь совсем по-человечески. Не такое уж шмаравыдло, похоже, зря подумал на человека. – Ну что, оформляемся?
– За тем и пришел, – ответно улыбнулся Алексей.
– Тогда вот это наши сотрудники. Василий Степаныч, наш аксакал… доски почета вот не стало, высшее руководство сочло пережитком коммунизма, а раньше висел непрерывно.
– Привет, – буркнул «аксакал», ради такого дела оторвавшись от аппаратуры.
– А это вот Гена, молодой и подающий
– А как же! – жизнерадостно отозвался Гена. – Еще бы знать, кому и куда!
– Есть еще Антон и Стасик, но они на вызовах.
– Валея забыл, Лексан Петрович, – пробурчал аксакал.
– Позорящего честное имя советского телемастера! – столь же жизнерадостно уточнил Гена.
– Валеев, это явление временное, – отрезал начальник. – Ну а это вот Чекалов… эээ… Алексей Борисович, стало быть, прошу любить и прочее. Детали биографии в личных беседах. А пока давай в кадры!
Не так плохо, подумал Алексей, с улыбкой разглядывая назревающих коллег. Везде люди работают, не только в НИИ.
– Гляди, как красиво!
Алексей улыбнулся. В самом деле, красиво. Воздух будто пропитан алмазными искрами, и над фонарями вверх уходит лес светящихся столбов.
– Редкое явление. Знаешь, отчего так?..
– Не знаю и знать не хочу! Достаточно того, что красиво! Вот только попробуй испортить сказку, научный сотрудник!
Юля крепче взяла его под руку, шагая по заснеженному тротуару с затаенной осторожностью – вдруг под белым покрывалом лед, натоптанный тысячами ног? Даже чуть вытянула шею, закусив губку. Сейчас она выглядела столь трогательно-беззащитной, что у Алексея защемило сердце. Милая моя… любимая Юлька…
– Нравлюсь, да-а? – почувствовала восхищенный взгляд жена.
– Очень, – совершенно искренне ответил он. Она потянулась к нему, лаская взглядом, и спустя секунду их губы соприкоснулись.
– А когда-то ты стеснялась целоваться на улице…
– Молодая была, глупая, – мягко засмеялась она. – Ты сейчас на меня так смотришь… мне на секунду даже стало жаль, что я беременна, и мы не дома, – в глазах промелькнул озорной блеск.
– Что значит «жаль»?! – возмутился Чекалов. – Как можно такие слова про Юлию Алексевну?! Кстати, как она?
– Толкается время от времени, – Юля вновь мягко засмеялась. – Папе привет передает.
Алексей блаженно улыбнулся. УЗИ, сделанное повторно на днях, со всей определенностью подтвердило – у четы Чекаловых родится здоровенькая, упитанная малышка. Что, впрочем, не удивляло – не зря же он таскает охапками всевозможные фрукты-бананы, и гулять жену выводит каждый день, вот как сегодня… Насчет имени сомнений тем более не возникало – кто же еще, если не Юлька?
– Знаешь, кому-то это покажется странным, но я рад, что первой у нас родится дочь. Маме помощница, вот так вот. А пацана можно и попозже…
– Я планов ваших люблю громадье! – засмеялась Юля. Сморщив носик, чихнула.
– Будь здорова!
– Угу… С тобой будешь, муж мой…
На ее губах еще играла улыбка, но глаза под мохнатыми длинными ресницами уже были глубоки и серьезны.
– Интересно,
Алексей помолчал, обдумывая ответ. В самом деле, сколько?
– Если исходить из расчетов, уже как минимум десятки. Может, сотня, а то и две.
Пауза.
– Зато дальше процесс пойдет все скорее. Геометрическая прогрессия, такая штука… Думаю, через год с небольшим контрольные экземпляры останутся только где-нибудь в глухой амазонской сельве.
Юля шла теперь, задумчиво глядя под ноги.
– Юля, Юль…
– М?
– Я вот тут все время думаю… Каким он будет, тот светлый мир?
Пауза.
– Я тоже об этом думаю, Лешик. Вряд ли мы можем знать сейчас… но кое-что предположить все-таки можно.
Она остановилась, стянула перчатку, подставила ладонь под снежинку, медленно опускающуюся с небес. Снежинка доверчиво села на предложенную посадочную площадку и тут же превратилась в капельку воды.
– Известно же, от шимпанзе человека отличает ничтожный процент генов. А все остальные общие. И новорожденные у человека и того шимпанзе поначалу ведут себя одинаково… А потом, в какой-то момент, дороги расходятся. Шимпанзе останавливаются в своем умственном развитии, и дальше растет только мясо. А человек… продолжает идти. Идти по дороге, ведущей от обезьяны к Богу. Его гонят вперед те самые гены. Лишние, с точки зрения обезьяны.
Капля на ладошке медленно съеживалась, высыхая на глазах.
– Думаю, сейчас будет то же самое, Лешик. Придется идти дальше. Сейчас тупому легко, и можно всю жизнь пребывать в самоуважении. А тогда… они будут чувствовать боль, как животные, и не в состоянии решить проблему. Как бездомный пес, умирающий с голоду. Так что выходов будет два. Либо поумнеть, либо…
– Либо сдохнуть, – жестко довершил фразу Чекалов. – Юля, Юль… Я убийца?
Ее глаза бездонны, как сама Вселенная.
– Нет, Лешик. Ты просто бог-младенец. Так уж вышло.
– Да оставь ты нахрен это динамическое сведение! Клиенту что нужно – чтобы картинка была посочнее, поярче. Вот насыщенность и регулируй, и закрывай ящик. Так будешь возиться, плана не будет сроду…
«Аксакал» Василий Степаныч, блестя очками, щедро делился аксакальей мудростью с новоявленным сотрудником. Чекалов внимал ему с благодарностью – одно дело радиолюбитель, не спеша ковыряющийся в электронике ради собственного удовольствия, и совсем другое дело профи, у которого имеется норма выработки. Как говорит весельчак Гена, «нет плана – денег не будет, народная примета такая».
– Спасибо, Степаныч. С меня «Столичная», как говорится.
– Коньяк пять звездочек! – встрял в разговор Гена-весельчак, орудуя пинцетом и паяльником в недрах реликтовой магнитолы, по виду ровесницы первого спутника. – Для мотора полезно, доктора говорят. А то у Степаныча клапана стучат.
– Мели, Емеля! – осадил молодого коллегу Степаныч. – Ты что с этим рыдваном делать надумал, э?
– Ноу-хау! – Гена сунул паяльник в канифоль, враз окутавшись облачком сизого дыма. – Вместо этой вот лампы имени Коминтерна засандалим ма-аленкую самодельную платку…