Все источники бездны
Шрифт:
Тот молчал. Губы у него посинели, и Павел отчетливо понял, что тот болен. «Сердечник… — подумал он. — Приступ. Этого нам еще не хватало».
Он с трудом поднялся и тронул Завадского за плечо.
— Вам плохо?
— Там… — с трудом выговорил тот. — В нагрудном кармане.
Павел молча запустил пальцы в нагрудный карман твидового пиджака Завадского и вытащил плоскую блестящую упаковку.
— Скорее, — проговорил тот, — две таблетки…
— Ну? — Лесник наблюдал за ними с выражением
— У меня нет времени, — слабо ответил Завадский.
— Охота пуще неволи, да? — язвительно спросил Борис.
Тот не ответил. Дышал он уже ровнее, и синюшная бледность, видимая даже в неверном свете костра, отступила.
Лесник, в свою очередь, взглянул на часы.
— Ладно, — сказал он. — Сейчас все равно ничего не сделаешь. Завтра с утра пойдем отсюда. Если что, соорудим носилки.
— Рации нету у вас? — спросил Павел.
— Нет, — ответил он. Потом поглядел на Павла. — И вы с вашей ногой… Уж не знаю, как до берега дотащимся. — И добавил с прорвавшейся злобой: — Туристы чертовы! Дилетанты!
Костер прогорал. Угли мелко пульсировали, то заливаясь алым румянцем, то подергиваясь серым налетом. Павел лежал, облокотившись о рюкзак, и мрачно смотрел в темноту. Нога отекла, повязка казалась слишком тесной, и он не мог спать — мешала не столько боль, сколько неприятное ощущение. Остальные, казалось, спали. На землю навалилась непроницаемая тьма, такая густая и тягучая, как только и бывает за пару часов до рассвета. Казалось, даже дышать стало труднее.
Неожиданно у костра что-то пошевелилось.
Завадский приподнялся на локте. Огляделся. Его лицо в слабых отблесках костра по-прежнему казалось синюшным и напоминало лицо трупа. Он, стараясь не шуметь, поднялся на ноги и, склонившись над рюкзаком, вынул оттуда какой-то плотный пакет. Потом огляделся (Павел поспешно зажмурился) и осторожно двинулся в сторону карьера. Павел заметил, что фонарика Завадский не взял.
Дождавшись, пока тот скроется в зарослях, Павел, прихрамывая, подошел к тоненько храпящему Борису и ткнул его в бок. Тот вскочил.
— Что такое? — торопливо спросил он. — Медведь?
Видимо, страх столкнуться с медведем не отпускал его даже во сне.
— Какой медведь? — шепотом ответил Павел. — Завадский на карьер поперся.
— Ах ты…
Он помотал головой, словно сбрасывая остатки сна, и пришел в себя.
— Никиту надо разбудить.
Но лесник уже был на ногах:
— Старый хрыч что? Свихнулся? — спросил он, глядя на опустевший спальник Завадского.
— Не думаю, — мрачно сказал Борис.
Лесник помолчал с минуту.
— Да вернется он, — сказал он наконец, — куда ему деваться? Не лазить же там за ним по
— Ну уж нет! — Теперь и Борис склонился над рюкзаком, включил фонарик и схватил карабин Никиты, который тот прислонил к вещам.
— Ты что, придурок?
Лесник, в свою очередь, схватился за оружие. Какое-то время они молча тянули его, каждый в свою сторону, а Павел с ужасом наблюдал за ними, каждую секунду ожидая шального выстрела. Потом лесник, видимо, решил, что надо действовать по-иному, и изо всех сил ударил Бориса под колено носком кирзового сапога. Тот охнул и выпустил оружие.
Лесник направил ствол на Бориса и многозначительно взвел курок.
— Откуда вы взялись на мою голову, уроды? — гаркнул он. — Смирно стоять!
— Никита! — торопливо проговорил Борис, задыхаясь и потирая колено. — За ним нужно! Я не знаю, что он задумал, я вообще ничего не знаю. Но говорю тебе, это все неспроста!
— Кто он такой? — спросил лесник. Палец его по-прежнему лежал на курке.
— Не знаю.
Вид у Бориса был обескураженный.
— Предположим, — устало сказал лесник, — а вы кто такие?
— Я правда журналист, — отозвался Борис. — Мы эту историю с трупом мутанта расследуем. Но тут у вас вообще что-то неладно. Неужто ты сам не замечаешь?
— Я замечаю, что народу тут толчется больше, чем в передвижном балагане.
— Но до сих пор никто таких вот ночных вылазок не делал, так ведь? Да еще сердечник, после приступа. Может, он вообще при смерти. Какого черта его туда понесло?
— Ладно. — Лесник, поколебавшись с минуту, забросил карабин за плечо. — Бери фонарик, пошли.
— Эй, — запротестовал Павел, — погодите, я с вами.
— Черта с два ты с нами, — отрезал Борис, — не выйдет.
— Нет уж, — лесник покачал головой, — оставайся здесь. Не знаю, что этот старый козел там задумал, но нам бы потише к нему подобраться надо. А ты только шуму наделаешь… Да что ты волнуешься, управимся мы с ним на пару.
— У него пистолет, у Завадского, — напомнил Павел.
— Верно… — Борис покачал головой. — Вот зараза! Ну не будет же он в нас стрелять, в конце концов!
— Почему? — удивился Павел.
— Ладно! — Лесник похлопал ладонью по карабину. — Учтем. Пусть только и он на нас не обижается.
Луч фонарика полоснул по кустам, исчезая во тьме, и Павел остался один.
Ему было не по себе — глухая тьма обступила его. Он с трудом поднялся, подтащил к костру несколько чурочек, заготовленных лесником еще с вечера, и, набросав сверху хворосту, стал смотреть, как карабкаются по веткам синие языки пламени.
Интересно, почему Завадский боялся разжигать огонь?