Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости

Браун Брене

Мы в одном шаге от «тех людей», которым не доверяем, которых жалеем, с которыми не разрешаем детям играть, с которыми вечно происходят неприятности, с которыми мы не хотим жить рядом. Нас от них отделяет одна зарплата, один развод, один ребенок-наркоман, один психиатрический диагноз, одна серьезная болезнь, одно изнасилование, один запой, одна ночь незащищенного секса, одна измена. Давайте я вам это докажу. Если вы или члены вашей семьи НИКОГДА не имели дела ни с чем из предложенного ниже списка, можете смело пропустить остаток главы.

• Зависимость (алкоголь, наркотики, еда, секс, отношения…).

• Психиатрический

диагноз (депрессия, тревожное расстройство, расстройства питания, биполярное расстройство, синдром дефицита внимания…).

• Социально-стигматизирующие болезни (заболевания, передающиеся половым путем, ВИЧ, ожирение…).

• Домашнее насилие (физическое, эмоциональное, словесное…).

• Сексуальное насилие (изнасилование, в том числе мужем, изнасилование на первом свидании…).

• Жестокое обращение с детьми (физическое и сексуальное насилие, инцест, плохой присмотр, эмоциональное насилие…).

• Самоубийство.

• Насильственная смерть.

• Криминальные деяния или тюремный срок.

• Крупные долги или банкротство.

• Аборт.

• Нетрадиционные религиозные взгляды.

• Бедность (включая классовые проблемы).

• Низкий уровень образования (неграмотность, исключение из школы…).

• Развод.

В этот список, хотим мы того или нет, внесены мы все, кое-кто даже отметил несколько пунктов. Вы можете прочитать этот список и подумать: «Да она издевается. Допустим, я в разводе, но это не значит, что люди будут относиться ко мне так же, как к человеку, который сидит в тюрьме или употребляет наркотики?» А вот и неправда. Есть люди, которые считают, что развод хуже наркомании. Я брала интервью у женщины чуть за шестьдесят, которая сказала мне, что ей часто бывает стыдно за своих детей. Особенно за дочь. Ее зять поймал дочку на измене и развелся с ней. Сын той же самой женщины провел несколько месяцев в тюрьме после второго задержания за вождение автомобиля под влиянием психоактивных веществ. Сравнивая их, она сказала: «Мальчики есть мальчики. Я могу это пережить. Но вот дочь-блудница – с этим я никогда не смирюсь».

Смысл моего списка не в том, чтобы ранжировать проблемы или сравнивать их. Как я сказала раньше, это ни к чему нас не приведет. Смысл списка в том, чтобы понять: все мы уязвимы перед осуждением, все можем испытывать стыд за наш жизненный опыт. И, что столь же важно, все мы можем сами поддаться желанию осуждать и стыдить других за их жизненный опыт. Я интервьюировала выздоравливающих наркоманов, которые весьма устойчивы к стыду по поводу своего стигматизированного пристрастия; интервьюировала женщин, которым завидуют их подруги; но я с трудом могу вынести стыд, когда сама оказываюсь человеком «не с той стороны». Каждый из нас – для кого-то «другой».

Дженнифер и Тиффани – отличные примеры. Семейная история алкоголизма у Дженнифер, рассказ о двух замужествах Эмбер и случай с женщиной на парковке – все это было для Тиффани «другим». Вспомним, как она сказала Дженнифер: «Карли не выглядит как алкоголичка» – и как она повторяла, что ужасно расстроена тем, что «такое может случиться в нашем районе».

Тиффани не могла принять инаковость в своих друзьях, потому что жестко отрицала ее в своей собственной жизни. При поддержке Энди она пыталась притвориться, что мама и та нищета, в которой она росла, не существуют. Она так стремилась создать мир, в котором ее никогда не будут воспринимать «другой», что не могла принять инаковость в Дженнифер и Эмбер.

Мы используем концепцию инаковости, чтобы

обособить других и отделить себя от них. Это очень серьезное препятствие к тому, чтобы открываться перед другими и вырабатывать стыдоустойчивость. Открываться другой стороне – это трудно, ведь практиковать храбрость так же непросто, как и сочувствовать. И то и другое требует от нас покинуть зону комфорта. Тиффани было непросто рассказывать Дженнифер правду о своей жизни, а Дженнифер – больно ее слушать. Но она себя заставила это сделать, потому что Тиффани и отношения с ней были важны для Дженнифер.

Делиться с другим человеком своим стыдом – болезненно, и даже находиться рядом с тем, кто делится с нами своей историей стыда, может быть столь же чувствительно. Естественное желание избежать этой боли или уменьшить ее – частая причина того, что мы начинаем судить и изолировать других, используя идею инаковости. Мы по сути обвиняем их в том, что им пришлось пережить. Мы бессознательно делим людей на два лагеря: тех, кто достоин нашей поддержки, и тех, кто недостоин. Если кто-то стыдится того, что для нас относится к категории «другое», мы не испытываем желания его выслушать. То же относится и к нам: если с нами происходит нечто из «стигматизированного» списка и мы стыдимся этого, то нам трудно открыться, чтобы получить поддержку. Проще верить, что мы просто заслуживаем нашего стыда.

Идея делить людей на достойных и недостойных не нова. Посмотрите на историю благотворительности и филантропии, насчитывающую столько же лет, сколько и история человечества, и вы увидите, что нуждающихся в помощи бедняков всегда делили на «достойных» и «недостойных». Такой способ мышления стал частью нашей культуры. Вы можете видеть, как он реализуется в политике, в районе, где вы живете, в вашей семье. Он действует на личностном уровне ровно так же, как и на общественном. Вернемся к истории на парковке. Допустим, что женщину, прильнувшую к рулю, поразил сердечный приступ и ее отправили в больницу. Сколько соседок на следующий день приготовят ее детям поесть? Сколько, пока она будет выздоравливать, предложат подбросить их до садика и встретить на обратном пути? Но она была пьяна. Теперь, если ее отправят на реабилитацию, как вы думаете, сколько будет кастрюлек с супом и сколько найдется мам, которые пригласят детей поиграть к себе домой или отвезут их в садик и обратно? Наверное, не очень много.

Эта история очень похожа на историю Бетт, женщины, у которой я брала интервью два года назад. Ее сын-подросток покончил жизнь самоубийством. У Бетт было много подруг и коллег, но на похороны почти никто не пришел. Переходя от слез к гневу, она рассказывала мне: «Всего за полгода до смерти сына у сотрудницы дочь погибла в ДТП. Девочка – ровесница моего ребенка. На похороны пришло очень много людей. А ведь у Скотта было не меньше друзей, чем у этой девочки. Он отвечал за альбом выпускников, в школе был активистом. И я так же дружу со многими сотрудниками, как и мать той девочки. Но они не пришли, потому что Скотт убил себя».

Бетт: «Мне было так плохо и я так злилась, что в конце концов спросила одну женщину на работе, почему пришло так мало людей. Почему только три человека прислали открытки. Она ответила: мы думали, что тебе нужно побыть одной. Не хотели усугублять положение». Бетт сделала глубокий вдох и добавила: «Я вам скажу, что это значит. Многие из них думают, что это в каком-то смысле моя вина. Они не знали, что сказать. Не хотели иметь с этим дело».

Слишком страшно