Все красное или преступления в Аллероде
Шрифт:
Зося высказала свое предположение:
– А может, они с Казиком встретили убийцу, когда возвращались из города, и тот понял, что Эльжбета придет раньше всех?
– Вернулись и стали угощать друг друга ядом? – съязвила Алиция. – И Казик угостился, а Эльжбета нет? И к тому же ни о какой встрече не помнит?
Эльжбета не вмешивалась в наш разговор, проявляя полное равнодушие к собственной судьбе. Господин Мульдгорд решил, что настало время прервать нашу затянувшуюся дискуссию, повторив с присущей ему настырностью:
– Днесь какова останки пани возжелаху?
И
– Всякий овощ свое время!
Вспыхнувшая новая дискуссия, на сей раз об овощах, завела нас столь далеко, что какое-либо единомыслие в этой области казалось абсолютно невозможным. В конце концов мы пришли к выводу: нас просят всего-навсего по порядку изложить случившееся, а потом поделиться своими соображениями.
Начали мы с правдивой информации: Алиция не желает больше ничьих останков, нет, не только моих, а вообще ничьих. С нее вполне достаточно имеющихся, ее потребности в этом аспекте удовлетворены сверх всякой меры, независимо от того, мертвы останки или не совсем. Затем мы изложили полицейскому суть моих соображений и довели до его сведения информацию Эльжбеты. При этом пришлось сообщить и о том, что Эдик собирался о чем-то предупредить Алицию, но ему помешали это сделать. Господин Мульдгорд слушал внимательно и кивал с таким видом, как будто ему было все понятно. Тем неожиданнее прозвучали его слова:
– Аз ништо не разуметь. Мертвый не отверз уста своя?
– Не отверз.
– Пошто?
– Потому что был пьян, и я не возжелала его выслушать, – ответила Алиция, искренне сожалея, что так поступила.
– Тако же вторые останки? Не отверз уста?
– Нет, – на сей раз ответила Эльжбета.
– Пошто?
– Потому что никто не спрашивал.
– Пани не вопрошал?
– Нет, я не спрашивала его.
– Пошто?
– Я хотела, чтобы он сказал сразу Алиции. Зачем два раза говорить об одном и том же?
Господин Мульдгорд окинул Эльжбету внимательным взглядом, а затем поинтересовался у Алиции, нет ли у нее каких соображений относительно того, что именно Эдик собирался ей сказать. Та заверила его в полном своем неведении.
– Знаю лишь, – добавила она, – Эдик собирался сообщить мне что-то о каком-то человеке. Он сказал: «Зачем ты пускаешь в дом таких людей?»
– Каков человек? Что возвещати?
– Кто – не знаю и что – понятия не имею, – твердо стояла на своем Алиция.
– Аз ништо не разуметь, – повторил полицейский и опять глубоко задумался. Неизвестно, как долго пребывал бы он в задумчивости, которую мы, как воспитанные люди, не решились нарушить. Нарушил ее телефонный звонок. Звонили из полицейской лаборатории. Быстро работают, ничего не скажешь!
– Аминь! – торжественно возгласил господин Мульдгорд, положив трубку. – Бысть наше мьнение такожде и есть. Ибо яд был еси во граде винном. Инъекция, тонки иглиште. Малая толика лежаху на ложе подле десница особа неживая. И там бысть яд. Особа неживая вкусиху два града винных, четыре овощ на блюдо суть исполнен яд. Вкупе – шесть овощ, поелику на сам верх возлежаху особо. Другой овощ не исполнен.
– Ради бога, объясните, что он такое говорит, –
– Что кто-то с помощью шприца впрыснул яд в виноградины, которые в количестве шести штук лежали небольшой кисточкой наверху, отделенные от большой грозди, помнишь? – перевела я, тоже немало потрясенная.
– Ведь виноград был для Алиции!
– Вот именно! – подтвердила я.
Моя сумбурная дотоле концепция вдруг предстала четкой и ясной. Раньше всех домой должна была вернуться Алиция, о ее непомерной любви к винограду знали все. А что вернулись мы не тогда, когда предполагали, и не в том порядке…
– Яд предназначался Алиции! – возвестила я голосом, прерывающимся от мрачного триумфа. – Было ясно – увидев виноград, она схватит маленькую кисточку, лежащую сверху, слопает во мгновение ока и скончается на месте. Он не покушался ни на Казика, ни на Эльжбету.
Алиции моя концепция не понравилась:
– И на Эдика он не покушался тоже? Перепутал со мной?
– Да нет же! Давай рассуждать логично. Эдику он рот заткнул, но ведь ты можешь все узнать из…
Я спохватилась – ведь Алиция не хотела, чтобы полиция узнала о письме. Воцарилось неловкое молчание, которое прервал господин Мульдгорд.
– Аз ништо не разуметь! – в третий раз повторил он. – Яд бысть уготован ради особа первая вкусиху. Та дама, анебо та, – и он указал пальцем на Алицию и на Зосю. – Особа неживая, – тут он ткнул в Эльжбету, – имела явитися ако последен. План бысть – токмо два дама прибывати напереди!
– Вот видите, вы все планы нарушаете, – упрекнула я Алицию с Зосей, – по гостям расхаживаете, а ни в чем не повинный человек из-за вас принимает яд!
– Павел! – прошептала Зося побелевшими губами. – Вы с Павлом могли вернуться первыми, и если бы Павел…
Павел не преминул воспользоваться случаем:
– Вот именно! И впредь никогда меня больше не ругай, если я опоздаю, – сам бог меня уберег!
– И вовсе нет! – возмутилась я. – Мы не тронули бы виноград, он предназначался Алиции.
– Подумать только, что мы сами его купили! – разрыдалась Зося. – Купили для Алиции, собственными руками!
– Успокойся! Когда мы его покупали, он еще не был отравлен!
– Но кто?! Когда?! Ведь только мы с тобой знали, что виноград – для Алиции! А потом заперли дом и уехали.
– Да перестань так убиваться! Ведь не мы же с тобой фаршировали виноград ядом!
– Но больше никто не знал, что виноград предназначен для…
– Все знали! Всем знакомым известно, как она набрасывается на виноград! Пожирает сразу – с кожицей и косточками!
– Перестаньте ссориться, – вмешалась Алиция. – Вы правы, яд предназначался мне. Я бы слопала верхнюю кисточку как пить дать. Ясно, он меня боится. С Эдиком покончил, теперь осталась я.
Объятые ужасом, мы молча смотрели на нее. Чудом уцелевшая жертва покушения, причины которого таинственны и загадочны, она вдруг предстала перед нами в каком-то новом свете – ни дать ни взять дева, влекомая в лабиринт на съедение Минотавру. Вот если бы на ней еще была белая хламида…
– А пошто? – поинтересовался господин Мульдгорд.