Все лестницы ведут вниз
Шрифт:
— Это не фантазия! — бросила резкий взгляд Аня. В голосе была слышна обида, будто в очередной раз она оказалась непонятой.
— Ты уже взрослая девушка, — наконец решилась Татьяна Алексеевна. Надо было уже прекращать обращаться с Воскресенской, как с ребенком. В характере Ани все еще оставалось слишком много не по возрасту детского. Шаг за шагом надо приучать ее к мысли, что она уже давно не ребенок, а вполне взрослый, самостоятельный человек, — Тебе уже скоро пятнадцать лет! — поучительно продолжала Краснова. — Пора тебе разделять свои фантазии от реальности. И это только малое условие
Она ничего не ответила — продолжала смотреть в окно, целенаправленно игнорируя Татьяну Алексеевну. Этот разговор ей не нравился. Тогда Аня рассказала правду — реальный эпизод довольно давнего случая, когда она прибывала на этажке вместе с Наумовым. Конечно, она где-то надумала, сгустила краски, углы, так сказать, заострила, но так же рассказывать интереснее! Даже самой интересно, в каком виде эта история дойдет до ушей психолога. Это правда, что Аня потерялась среди этих темных беспросветных комнат. Так вышло, что ни телефона, ни зажигалки, а сама она сильно пьяна — приходилось идти на ощупь вдоль стен. Наумов, как всегда, ушел «не на долго в магазин». Даже в таком, нетрезвой виде, Аня испугалась и забила немую тревогу. Ей показалось, что она оставалась одна не на десять-пятнадцать минут, а была покинула на невообразимо долгое время.
— Я не хочу об этом говорит! — твердо, будто бы с угрозой заявила Аня. Обидно! Сколько реальных историй «Танька» приняла за ее фантазии?
— Хорошо. Поговорим об этом в другой раз, — будто ни в чем не бывало сказала она. — Так что там с лестницей Иакова? — натянула улыбку.
— Ничего, — фыркнула Аня. Она не отрывалась от окна — думала: «может встать и уйти? Давно я Таньке не показывала характер!» Но незаметно для себя — в своей мечтательной натуре — Аню окутал приятный туман грез, сходящий с медленно парящих облаков по небесной синеве. Как же здорово иметь крылья и полететь туда — вверх, и полностью, с головой, погрузиться в белоснежные, залитые золотистым светом облака. Как здорово иметь крылья и суметь подняться над тяжелой землей — стать сильнее ее!
Ох, никто не может! Даже птицам приходится возвращаться на вечно голодную землю; и они — умеющие летать — также ложатся в нее не поднимаясь, как в свое время лег добрый пес Норд.
Даже черному ангелу не дано взмахнуть крыльями — оторваться от земли. Он там, в комнате, заперт, и все пытается метаясь между стен, но не может. Силы давно покинули его крылья. Плачет, стонет он и смотрит на свои руки: на свои пустые руки; на руки без свитка и меча. Не одна слеза упала у его ног, как нарисовал Наумов — там, должно быть, тысяча, тысяча тысяч его слез.
— И взрослая девушка не обижается по пустякам. Находчивость можно воспитать. Это гораздо лучше…
— А если сойдет… — перебив, задумчиво произнесла Аня, по-прежнему глядевшая на медленно плывущие облака за окном.
— Что, прости?
— Какой же он ангел, если сошел с лестницы? Ангел чист, а земля грязна. Как он может быть ангелом, если скверной замарался? — рассуждала она вслух смотря в глаза Татьяны Алексеевны.
— Это там так написано?
— Да ни чего там не написано! — огрызнулась Аня.
— Я думала, ты не веришь во все это, — с некоторое
— Ну да! — возмутилась она. — Конечно не верю. При чем здесь это? — недоумевала приподняв плечи.
Снова молчание. Напряженное для растерявшейся Татьяны Алексеевны молчание.
— Земля — все еще банка с пауками? — спросила Краснова. — Почему ты не хочешь посмотреть на это с другой стороны?
— Можно и с другой! Я сама думала об этом. Как тебе такое сравнение? — воспылала Аня. — Таракан, тапок и дихлофос!
Татьяна Алексеевна молчала, в очень расстроенных чувствах слушала Аню. Было понятно, что она задирает.
— Таракан знает, что сдохнет, но у него есть выбор — либо отравленным дихлофосом еще кое-какое время бегать себе и жрать трупы подохших соплеменников, или припечататься к стене и успокоится наконец!
Не в первый раз затронутая тема вновь свернулась сама собой. Больше Аня не желала говорит об этом. Точка! Но Татьяну Алексеевну с самого утра беспокоил вопрос, и она не могла позволить себе затянуть с ним на неделю. Ей надо было удостовериться лично, чтобы искренне порадоваться за свою любимицу. Тем более все только об этом и говорят!
— Аня, позволь тебя спросить? — деликатно начала она. — Ты стала встречаться с Федоровым? — В широко раздвинутой бело-розовой улыбке Аня увидела нахальную, злорадную ухмылку.
— О-о-о, — страдальчески завыла она, ударившись как можно сильнее головой о спинку кресла, но затылок лишь провалился вглубь мягкой обивки. Кровь с жаром подступила к лицу, окрасив щеки румянцем. Испытывая — как и тогда — стыд, Аня, не сказав ни слова, спрыгнула с кресла и стремительно, намерено грузно зашагала к двери, которую со всей силой захлопнула. Татьяна Алексеевна подпрыгнула и в наставшей тишине расслышала, как с косяка сыпется побелка.
4
Прежде чем завернуть к дому Веры Ивановны, Аня прошла дальше, вышла за город в поле — к лесной полосе. Там, под самой сосной, которая стоит немного поодаль от остальных деревьев, и покоится добрый пес Норд. Все заросло, но бугорок остался, а камни все также аккуратно выложены вокруг его могилы. Аня долго ходила, искала подходящие — побольше. В тот день она была так печальна, что ею овладела мысль не просто закопать пса, но соорудить Норду собачий курган обложенный камнями, «чтобы лучше, чем у людей». Но усталость взяла свое — и без того она копала почти с час. Тогда Аня впервые держала лопату в руках, и не сразу догадалась, что лучше упираться ногой в черенок. Обложив камнями границы могилы, она посидела с несколько минут около, и направившись домой, занесла тележку во двор Веры Ивановны.
И как тогда, она молча посидела на траве, вспоминала: то, другое — улыбнулась, нахмурилась, засмеялась. После встала и потихоньку пошла к дому Наумовой. Потом от дома до магазина — от магазина обратно, с двумя увесистыми, режущими пальцы рук пакетами. Зайдя на кухню, она с облегчением бросила пакеты на пол. Один из них упав, рассыпался.
— Яночка, тебе помочь? — доносится их спальни голос Веры Ивановны.
— Нет, лежите лучше, — крикнула Аня в ответ, и для себя добавила, проворчав: — Помочь она хочет!