Все люди – хорошие
Шрифт:
Лошади! Ей следовало догадаться раньше, а она напридумывала себе черт знает чего, колдунов всяких. Значит, у него лошади есть, как минимум две, Колдун и Бандитка. Николай Георгиевич продолжал рассказывать, что лошади у него смирные, даже Андрюшка не боится, и год назад не боялся, а ведь меньше был. И Наталье Аркадьевне бояться не надо. Наташка даже слегка обиделась: она, деревенский человек, — и будет бояться лошадей? Ей и ночью по полю без всякой дороги приходилось верхом ездить, и без седла, и вдвоем на одной лошади, а это тоже уметь надо… Она даже плавать с лошадью умеет!
Они вышли во двор, накинув одинаковые старенькие джинсовые куртки Николая Георгиевича. Забавно: его джинсы были ей впору, а вот куртка сильно велика,
Выйдя из дома, она с интересом огляделась. Где-то тут точно должен быть заброшенный хутор, большой полуразрушенный дом с выбитыми окнами. Никакого полуразрушенного дома не было. Она не сразу догадалась, что это он и есть — дом Николая Георгиевича, из которого они только что вышли. Значит, он выкупил развалины и все здесь заново построил. Это многое объясняет. Например, вода. Колодец, хоть и заброшенный, всегда своей водой по округе славился. И много ее было, и чистоты необыкновенной. Погреб еще недалеко должен быть, красного кирпича. Тогда, давным-давно, дверей на входе в погреб не было, но даже заглядывать туда было страшно — ступенек двадцать в темноту, а дна не видно. Ребята постарше рассказывали, что там старинные своды и чуть ли не подземный ход…
Во дворе не оказалось ни асфальта, ни тротуарной плитки, как у Сокольских. Да и сам двор мог считаться понятием условным, потому что забора тоже не было. Только несколько ровных дорожек под разными углами в буро-зеленой прошлогодней траве. Два валуна высотой в человеческий рост, видимо, обозначали несуществующие ворота. За камнями стояла машина Николая Георгиевича, «сарай на колесах», как он ее называл. Так вот откуда он ее вчера на руках нес. Далеко…
И хотя старинного погреба Наташка так и не углядела, хозяйственные постройки вокруг были. Совсем рядом — небольшое, но основательное здание, подальше — на удивление неуместный, чужеродный какой-то коттеджик в три окна, с белыми стенами и под бордовой крышей, имитирующей черепицу. Она еще раз оглянулась на дом. Дом был одноэтажный, высокий, с двумя крыльями. Над центральной частью — крыша крутая, по бокам — плоская. Таким можно было представить себе жилище британского аристократа позапрошлого века. Не то чтобы Наташка в Англии бывала, но фильмы-то смотрела. Коттедж из стилистики выбивался. Из архитектурного ансамбля. Создавалось ощущение, что это очень дорогостоящая версия строительного вагончика. Или домик для прислуги. Хотя он же ясно сказал, что Игорь откуда-то приехать должен, — значит, живут они с женой не здесь.
Совсем на отшибе виднелась еще одна странная постройка, длинная и без окон. Про нее Наташка подумала, что это, наверное, и есть конюшня. От дома довольно далеко — чтобы навозом не пахло. А вот коттеджик с непонятным сараем не давали ей покоя, интересно же… Она хотела спросить, что это такое, обернулась к стоящему рядом Николаю Георгиевичу — и не решилась спрашивать. Потому что он о чем-то напряженно думал.
Ну, понятно, о чем он может думать. Привез неизвестно кого в свой дом, а дальше-то что? Задумаешься тут.
И ей пора бы подумать.
Как бы там ни было, а к Сокольским она вернуться не сможет, никак не сможет. Вряд ли забудется совершенно пустое лицо Владимира Ивановича, безумные глаза… И все бы ничего, может быть, даже это она забудет. Но она никогда не сможет забыть собственный страх, а с этим она жить там не сможет. Кроме того, она до сих пор не знает, чем там дело кончилось. Может быть, он вообще в больнице. А если и нет, то какими глазами хозяин должен смотреть на домработницу, которая его укусила до крови?
Допустим, Владимир Иванович пострадал несильно и не держит на нее,
Да ведь дело не только в Сокольских. Простят — не простят… Где гарантии, что даже если она сама все простит и забудет, он, Владимир Иванович, не сойдет с ума опять? Через неделю, через год — не важно. Надо что-то думать. Надо думать, как дальше жить, где работать. Вчерашние идеи про санитарку в больнице сегодня выглядели откровенно бредовыми. Прописки нет. Трудовой книжки тоже нет. Хорошо хоть, что паспорт тогда у Маратика вызволила. Повезло.
И тут Наташка размечталась. Вот если бы Николаю Георгиевичу была нужна домработница!.. Если бы он только предложил ей поработать у него — она бы из кожи вон вылезла, лишь бы ему угодить. Здесь вокруг места много, можно и хозяйство развести, чтобы молоко со сметаной по телефону утром не заказывать. Она бы и огород завела, и скатерть невозможной красоты крючком связала бы, а то обеденный стол голый стоит. Она могла бы научиться печатать, ведь если у такого серьезного человека дома есть ноутбук, он же на нем не в игрушки играет, правда? Работает, наверное, а она бы помогать ему смогла.
И была бы у него как бы своя семья. Не настоящая, но все-таки. Место, куда стремишься, когда устал, когда плохо. Место, где всегда ждут и радуются. Сама мысль о том, чтобы видеть его каждый день — пусть он и не обращает на нее внимания как на женщину, — была не просто приятной, от этой мысли у нее просто сердце замирало.
Но у него уже кто-то есть на роль домработницы. Ольга, жена Игоря, друга, которой помогает со стройкой и лошадьми…
Оказывается, какое-то время они куда-то шли. Неуместный коттеджик остался позади, они приближались к конюшне. Наташка оступилась, и Николай Георгиевич подхватил ее под локоть. Она украдкой посмотрела на него — они пошли дальше, а руку он не убрал, и эта его рука странно беспокоила ее. Нет, избавиться от этой горячей даже сквозь ткань руки не хотелось, скорее наоборот. Хотя как наоборот — самой взять его за другую, что ли? Так, молча, под ручку, они и дошли до конюшни.
Николай Георгиевич посмотрел на Наташку со странной улыбкой:
— Готова? Ты вряд ли когда таких зверей видела. Бандитка у меня просто красавица, а Колдун — это еще, кроме всего прочего, довольно перспективное вложение.
— Вложение? — не поняла Наташка.
— Ну да. Видишь ли, я очень лошадей люблю. Ну и как-то был по делам в Англии. Случайно попал на аукцион, а там мой Колдун. Не мой тогда, конечно. Подросток еще. Совершенно потрясающей красоты! Ты не представляешь себе, как я сам себя уговаривал его купить, дорого очень было. Ну, вот какие у меня радости, думаю, какие удовольствия? А так конь будет. Купил. Как вез — целая история. Теперь-то он у меня престижный жених, от Владимира до Курска люди своих кобыл привозят. Ну вот, выгодно…
Николай Георгиевич смущенно хмыкнул и с видимым усилием открыл ворота. Пахнуло сеном и лошадиным духом, невидимые пока Колдун с Бандиткой неспешно переступали в денниках, не ржали, завидев хозяина. Наташка осторожно вошла в сумрак конюшни за Николаем Георгиевичем, почти не веря в чудо-коня из сказки.
В проход из ближайших денников высунулись две лошадиные физиономии. Наташка сразу поняла, кто из них Колдун, а кто Бандитка. И не только потому, что голова жеребца находилась где-то совсем высоко. Просто гнедая бархатная башка смотрела на нее самоуверенно и высокомерно. Как сюзерен на вассала. Бандитка тоже была гнедая, с небольшой белой звездочкой во лбу. Казалось, кобыла хитро улыбается ей, Наташке, интересуется: ты как? С тобой дело иметь можно? Ты бегать и прыгать умеешь?