Все мои чувства к Ней

Мави Валерий

— У Вас что-то случилось?

— Нет, все нормально, сейчас пройдет

Более банального и предсказуемого диалога не придумать. Я не выдерживаю и спрашиваю по-румынски, то же самое. Ответ тот же. Если бы Она сделала, что обещала, то все было бы более понятно, но этот необъяснимый поток из глаз становится все более пугающим.

Когда плачет Крис, она делает это с вызовом, с протяжкой, слезы приправляют ее основной посыл — убедить меня, надавить, упрекнуть, пожаловаться. Но что здесь? Что она оплакивает так горько? Не оригинально, но женские слезы действительно трогают где-то в области сердца, когда плачет мама, сестра, ты сразу понимаешь, что мир сломался, и нужно исправить его любым способом. Но я совсем не знал, как исправить Ее мир. Из объединяющего нас на поверхности лишь любовь к вкусной еде. В экстремальной ситуации мозг мобилизуется и подкидывает самые правильные идеи, когда, например, ты вспоминаешь, где запасной выход или, что при аварийной ситуации в самолете сначала

кислородную маску нужно надеть на себя, а потом на ребенка. Ситуация не выправлялась, и даже профессор внес свою скупую лепту и уточнил, не вызвано ли Ее состояние его тревожными прогнозами касательно мировой политики. Ей просто невыносимо отчего-то так, что мне кажется, если бы я дотронулся до Ее плеча или, о Боги, обнял бы Ее, меня бы отбросило на несколько километров. Она вышла, видимо, в уборную, чтобы умыться, но задержалась у стойки секретаря, ведь там обитал Ее вид. И вот тут до меня стал доноситься обиженный шепот разочарования и безысходности. Голос секретаря звучал уверенно, но стоически, что сводило к минимуму вероятность какого-то непоправимого события. Времени было мало, а действовать нужно было стремительно. Взяв в оруженосцы Улубека, я спустился в ближайший магазин, и там моя корзина стала наполняться сладостями в самых ярких обложках. Я не знал, что именно выбрать, но чувствовал неограниченную свободу, по-детски радуясь, что могу купить, что угодно. Вопросительный взгляд оруженосца остановил меня на второй упаковке конфет. В чем-то он был прав, пора остановиться, чтобы не опоздать до Ее возвращения. Мне повезло, и когда я вернулся, Ее не было ни у секретаря, ни в кабинете. На секунду сердце сжалось, что она раньше ушла домой, и мы разминулись, но, к счастью, сумка была на месте. Не придумав ничего лучше, я вывалил все из пакета на стол. На клавиатуре расположились пакет с конфетами, длинная шоколадка, мороженое. Я даже не помню, что брал его…

Если Вам доводилось получить от врача сомнительный страшный диагноз, который спустя время не подтвердился, вам знакомо растекающееся по телу тепло. Похожее чувство я испытал и сейчас, когда увидел, как Ее глаза просветлели, Она улыбнулась, поблагодарила всех и начала весело шуршать бумажками, делить шоколадку, заставляя нас всех ее пробовать. И снова воцарился привычный мир, в котором есть я и Она, и Улубек, и профессор Отто, яркая бумага для записей на столе, уставшие буквы клавиатуры, мерцающий экран. Я вхожу в этот мир пять дней в неделю, и пять дней из него меня выталкивает толпа в метро. Я могу мысленно телепортироваться туда, закрывая глаза перед сном, и попытаться поменять его в самых смелых сочетаниях. Вот мы целуемся украдкой в чайной напротив кабинета, держимся за руки, когда идем до метро, а потом расходимся в разные стороны по своим веткам, Она домой к мужу и детям, а я к Крис и Ани… Воспроизведенная мной голограмма расплывается и меркнет, в ней уже ничего не разобрать. Реальность отчаянно сопротивляется моим ментальным попыткам ее изменить.

Первая ночь

Невольно начинаешь верить во всю это белиберду про визуализацию мыслей и ответ вселенной, когда случается ТАКОЕ.

Ничего не предвещало таких испытаний на мою долю. Проект как проект, ни больше и ни меньше обычных. Конечно, все эти уточнения пред отправкой, ну куда же без них? Но ближе к сроку отправки выяснилось, что это раннее утро, примерно, 6 утра по местному времени заказчика, вот только это для нас означало 3 часа ночи. Технически из дома завершить было нельзя, и Она вызвалась присутствовать в офисе в такое немыслимое время. Кто бы сомневался…

От меня зависит доделать макет проекта вовремя, при этом, чтобы все расчеты совпадали. Из-за внезапных правок финальная версия откладывается на несколько часов. Получается, мне придется задержаться надолго, а Ей уйти раньше, чтобы ночью снова приехать в офис.

Для меня как будто бы не остается никакого другого варианта, как приехать самому. О таком можно только мечтать, сам случай, судьба, Господь Бог распорядились так, чтобы сегодня, именно в эту ночь все изменилось. Она может стать моей не в моих мыслях, не в моих снах, не в коротких фразах приветствия, прощания, обсуждения погоды или требований заказчиков. Сегодня мир вымышленный встроится в мир реальный. Он так долго был в заточении, но сегодня всего через несколько часов он вырвется наружу, он поглотит все и станет единственно верным и существующим. Да, да то самое чувство, которое испытываешь перед прыжком. Страх быть отвергнутым, страх потерять этот вымышленный мир, потому что он, как райский сад, впускает меня, он нежен ко мне, там мои правила, но, став реальным, он вырвется из-под контроля и станет жестоким, нетерпимым. Каким он будет? Лучшего случая не представится, и голова занята только этим ожиданием и предвкушением. Это значительно замедляет мыслительную деятельность, дизайн и расчеты. Вторую половину дня мы всем отделом проводим в ироничных комментариях о нашей незавидной доле, о ненормированном графике. Атмосфера такая непринужденная, что обычно не свойственно нам. Даже от Нее исходит какой-то азарт, Она совершенно не

сетует, что придется оставить семью ради работы. Интересно, что скажет Ее муж. О Боже…Перспектива, что Она приедет с мужем стала так неминуема близка, что моим единственным желанием было закрыть компьютер, не сохраняя файл и пропади оно все пропадом.

Почему так все устроено? Почему так все не вовремя приключилось? Ведь была же жизнь устроена до этого нормально, прилично — Крис, работа, дом, отпуск. Да, семья не принимает Крис, но разве это проблема? Это могло бы со временем исправиться. А приняли бы они Ее? Какой они увидели бы Ее? Она смогла бы говорить на одном языке с ними, Она знает румынский образ мыслей и уклад лучше. Все могло бы быть по-другому, но не стало, а сейчас этот сбой, это недоразумение. Для недоразумения довольно долго, уже полгода. И так каждый день мои мысли заняты Ей, а я могу только парой слов перекинуться и да, угостить ее шоколадкой. Какая жалкая история, напрасные надежды на то, что никогда не сбудется.

Рабочие часы перевалили за запланированную отметку, но Она все еще не ушла. Собиралась уже пару раз, но отвлекали звонки, просьбы, почта. Было бы здорово, если бы Она не уезжала, осталась бы здесь до самой ночи, до самой отправки. Вряд ли бы я успел доделать…Да и какой бы заманчивой не казалась такая перспектива, было бы бесчеловечным оставлять ее так надолго без сна и отдыха. Как в тот день, когда она променяла мой мир на секретарское кресло, с моих губ сорвалось то, что должно было остаться при мне:

«Иди, девочка моя, тебе пора идти, чтобы поспать».

Каким-то чудом ни профессор, ни Улубек не обратили внимание, или расслышали в этой невольной фамильярности нечто братско-отцовское. Мог бы я сказать иначе? Мог бы я не говорить ничего? Это было настолько естественно, насколько я мог бы сказать это Ей будь она моей. Я почувствовал некую оторопь в Ее взгляде, Она-то как раз и заметила, что я перешел границу.

«Спокойной ночи», — сказала Она по — румынски, зная, что спать мне совсем не придется.

Я попросил Ее написать мне, когда она соберется в офис, чтобы я мог проверить свой пакет документов еще раз. Признаться я боялся, я даже не осознавал всю мелочность этого страха за репутацию, за ошибку, за осуждение, за последствия того, что может случиться между нами. Она все сделает, потому что привыкла играть по правилам, даже не задумается, что со стороны писать мне поздно вечером может показаться двусмысленным. Даже не придаст значения тому, что я могу приехать тогда, когда она будет в офисе одна ночью. Ответственность или недальновидность?

00.30 «Я выезжаю. Буду в офисе через 40 минут».

Я ждал звук сообщения примерно в это время. Я прикрыл глаза, чтобы задремать, и сократить время ожидания. Я начал набирать сообщение почти сразу, но стер и начал сначала, подбирая слова, но в финальной версии ушло только:

00.40 Ок

Следующее сообщение с уточнением цены я получил уже в мягко обитом лифте офиса, но отвечать не было смысла, ведь через пару минут я смогу ответить лично. Она удивлена, даже взволнована моим появлением, отточенные движения печати и сканирования сбиваются, речь становится не такой плавной и уверенной, подготовленной. Она не была готова, Ее застали врасплох. Макияжа почти нет, волосы собраны на затылке наспех и заколоты карандашом, объемный обнимающий белый свитер — раньше Она его не надевала. Он по-домашнему норовит спуститься с ее плеча, усложняя мне задачу оставаться невозмутимым. Мир остановился, а мы закрыты ото всех и делаем никому не нужное дело, как будто бы только для того, чтобы воспользоваться случаем и побыть вдвоем. Сейчас я особенно остро чувствую, что все неспроста, и не просто так Она вздрагивает от моих вопросов, избирательна в словах, излишне подробна, излишне заботлива и совсем не агрессивна и не возмущена тем, что из всего отдела и компании, со всего мира, черт побери, только я рядом с ней сейчас. Даже не Ее муж, что казалось, бы так очевидно и предсказуемо. Как он мог отпустить Ее одну на такси?! Почему не привез сам, почему не рядом? Доверяет или не придает значения? Почему именно ему досталась роль уменьшать Ее значение, сужать, прятать его. Но рядом с Ней сейчас я и больше никого.

Все закончилось, как и всегда. Светало. Сверка значений, проверка почты. Как будто бы с отправкой проекта и мои шансы переломить ход истории исчерпались. Я предложил Ей идти, но Она отказалась. Сказала, что ей нет смысла уезжать и возвращаться, ведь живет Она далеко. Повисло неловкое молчание.

— Почему Вы не уходите?

— Я просто шокирован, что тебе придется остаться здесь так надолго, и ты не успеешь поспать

— Все в порядке.

Что еще сказать, что сделать, чтобы остаться?! И шокирован я вовсе не тем, что сказал, а тем, что я НЕ МОГУ. Не могу подойти вплотную, притянуть к себе, спрятать в своих руках. Уберечь Ее, пожалеть, позаботиться, забрать Ее из того мира, в который она постоянно убегает, к которому по какому-то досадному недоразумению привязана больше, чем ко мне. Я не могу навредить Ей, своим невыносимым желанием обладать Ею. И я ухожу. Я увижу Ее снова совсем скоро, но это не радует меня как раньше, потому что я мог бы не расставаться с Ней, но не смог.