Все на пике. Начало эпохи нищеты

Хейнберг Ричард

В редких случаях [Коннор] проводил ночь со стаей, но всегда возвращался на следующее утро.

Баки вообще не хотел, чтобы Коннор уходил. Всякий раз, когда я залезал в их клетку, чтобы схватить Коннора, Баки кусал мою руку, а затем прижимал Коннора к стене клетки, кусал его и прихорашивался. Его смысл был интуитивно ясен: «Не уходи, я люблю тебя». Это была невротическая, цепкая любовь, которую, я думаю, могла иметь только птица в клетке.

По поводу свободы против плена Биттнер пишет:

Хотя я не верю, что выращенных вручную

птиц следует выпускать - они не выживут - у меня большая проблема с людьми, которые думают, что имеют право сажать здоровую дикую птицу в клетку. Птицы дорожат своей свободой так же, как и люди. Больные попугаи, которых я занес внутрь, всегда кричали от ужаса и отчаяния в момент поимки. Каждый раз, когда попугая выводят из дикой природы, семья, члены которой испытывают настоящую привязанность друг к другу, распадается.

Если бы только европейские первопроходцы питали подобные чувства по отношению к диким народам, с которыми они встречались.

Как указывает Биттнер в своей книге, орнитологи не уверены в происхождении попугаев, которые не имеют явных родственников среди других птиц и, должно быть, произошли от какого-то неизвестного общего птичьего прародителя много миллионов лет назад. В мире насчитывается около 330 признанных видов попугаев (большинство из них находятся под угрозой исчезновения) - птицы, большие и маленькие, отображающие почти все цвета радуги.

Все они имеют характерные черты крючковатого клюва, наличие церебушки (полоса кожи над верхней челюстью) и зигодактильные ступни (два пальца направлены вперед, два назад).

Как известно всем любителям попугаев, эти птицы устрашающе умны и бесконечно интересны. Они прирожденные клоуны, проводящие много времени в играх и другом социальном поведении.

Конечно, попугаев в неволе можно научить говорить. Но есть некоторые разногласия относительно того, обязательно ли их речь ограничивается простой мимикрией, или она может развиться в подлинное общение понятий и абстракций. На протяжении многих лет доктор Ирен Пепперберг из Университета Аризоны работала с африканским серым попугаем, по имени Алекс, который научился описывать незнакомые предметы, спрашивать, чего он хочет, и выражать свои собственные эмоциональные состояния на английском языке. Критики предположили, что он всего лишь имитатор.

Итак, Пепперберг и ее аспиранты используют свои методы, чтобы научить других попугаев делать то же самое. Они также используют строгий контроль, чтобы не дать птицам реплики с помощью эффекта «умного Ганса». Алекс и его птичьи коллеги демонстрируют числовое познание, категоризацию и понимание слов среди других способностей, которые ранее предполагались, возможно, у человекообразных обезьян, но определенно не у птиц.

«Выбери оранжевый и треугольный» - спрашивает Пепперберг.

Алексу разрешается изучить несколько предметов на подносе, прежде чем ответить. Они состоят из кусков ткани разной формы и других материалов разного цвета.

«Хочу орех», - говорит он. «Я знаю, дам тебе орех», - отвечает Пепперберг. «Хочу вернуться», - говорит Алекс, имея в виду в клетку.

Пепперберг теряет терпение. «Давай, Алекс», - умоляет она.

Алекс отвечает: «Мне очень жаль».

В Сан-Франциско конур с вишневой головой - неместный вид.

Что было бы, если бы он там распространился? Это справедливый вопрос.

В конце концов, посмотрите, что случилось с североамериканскими певчими птицами из-за скворца, еще одной птицы, завезенной людьми - в данном случае из Европы (считалось, что у Моцарта был домашний скворец, которого он особенно любил). Скворцы вытесняют аборигенов в городах и пригородах по всему континенту. Можно представить себе местный экологический ужас и на попугаях. Предположим, что дикие конуры Сан-Франциско будут процветать, находя ниши по всему Западному побережью. Могут ли они вытеснить тауи, Черноголовых щеглов или колибри?

Вряд ли: немногие интродуцированные виды добиваются большего успеха, чем скворцы. И если жителям Телеграф-Хилла удастся выжить, они достигнут определенной поэтической справедливости. В конце концов, это не значит, что попугаи совершенно незнакомы с Северной Америкой.

Когда-то на континенте жил попугай, каролинский попугай, который был истреблен в 1918 году фермерами и спортсменами, которые отстреливали птиц десятками тысяч. С точки зрения попугая, колонизация городской экосистемы Сан-Франциско конуре может рассматриваться как восполнение утраченной территории.

Конечно, наиболее опасными неместными видами являются Homo sapiens. Подавляющее большинство успешных видов колонизаторов прибыли в свои новые среды обитания в результате преднамеренных или непреднамеренных действий человека. И сами люди - убивая «паразитов» и «сорняки» и поощряя рост нескольких растений и животных, которых они (мы) приручили, - занимают экологическое пространство тысяч существ.

Инвазивные виды обычно не соблюдают местные экологические правила, по которым эволюционировали местные виды. Относительно ненарушенные экосистемы имеют тенденцию к достижению фазы кульминации, характеризующейся сбалансированными петлями обратной связи между хищниками и жертвами, которые удерживают колебания популяций в умеренных пределах и приводят к тому, что, по-видимому, является широко распространенным сотрудничеством между видами.

Инвазивные растения или животные нарушают этот баланс и часто безжалостно конкурируют с местными жителями. Захваченные экосистемы должны приспосабливаться к злоумышленникам, а это может занять годы, десятилетия или столетия.

У людей, начиная с плейстоцена, среда обитания нарушена. Двадцать или тридцать тысяч лет назад нам удалось довольно хорошо научиться создавать и использовать такое оружие, как копья-метатели, что позволило нам убивать крупных животных, таких как мамонты и мастодонты.