Всё на свете

Юн Никола

– Идеально.
– Мама заглядывает через мое плечо, как только я заканчиваю.
– Прямо как ты.

Я оборачиваюсь к ней. Она улыбается мне широкой гордой улыбкой, но глаза ее сияют от слез.

– Ты. Невыносима, - говорю я и размазываю по ее носу солидную порцию глазури, из-за чего она только смеется и еще больше плачет. Обычно она не настолько эмоциональна, но мой день рождения всегда заставляет ее чувствовать себя одновременно и сентиментальной, и веселой. А если она сентиментальна и весела, то и я тоже такая.

– Я знаю, - говорит она, беспомощно

вскидывая руки в воздух.
– Я совершенно жалкая.

Она притягивает меня в объятия и сжимает. Глазурь попадает на мои волосы.

Мой день рождения является одним днем в году, когда мы обе острее осознаем мою болезнь. Все дело в осознании хода времени. Еще один год болезни и никакой надежды на выздоровление. Еще один год без всяких подростковых штучек - ученических прав, первого поцелуя, выпускного, первого жестокого разочарования, первого мелкого ДТП. Еще один год того, что моя мама только работает и заботится обо мне. В каждый любой другой день эти упущения легче игнорировать.

Этот год посложнее предыдущего. Может потому, что мне теперь восемнадцать. Технически я являюсь взрослым человеком. Я должна бы уехать из дома, поступить в университет. Моя мама должна бы с ужасом ждать родительской депрессии. Но из-за ТКИН я никуда не поеду.

Позже, после ужина, она дарит мне красивый набор акварельных карандашей, о которых я мечтала несколько месяцев. Мы идем в гостиную и присаживаемся, скрестив ноги, у кофейного столика. Это часть ритуала на мой день рождения: она зажигает единственную свечку посреди торта. Я закрываю глаза и загадываю желание. Задуваю свечку.

– Что ты загадала?
– спрашивает он, как только я открываю глаза.

По правде говоря, у меня есть только одно желание - волшебное лечение, которое позволит мне бегать снаружи, как дикое животное, но я не загадываю его, потому что это невозможно. Это будто желать, чтобы русалки, драконы и единороги были настоящими. Вместо этого я загадала что-то правдоподобнее лечения. То, из-за чего мы будем грустить меньше.

– Мир во всем мире, - говорю я.

Съев три куска пирога, мы начинаем играть в Скрэббл. Я не выигрываю. Даже не приближаюсь вплотную к победе.

Она берет все свои девять букв и выкладывает П О К А Л И П С И рядом с С. ПОКАЛИПСИС.

– Что это?
– спрашиваю я.

– Апокалипсис, - говорит она, глаза ее сверкают весельем.

– Нет, мам. Ни за что. Я не могу позволить тебе это сделать.

– Да, - это все, что она говорит.

– Мам, тебе нужна еще одна буква А. Ни за что.

– Покалипсис, - произносит она, для эффекта показывая на все буквы.
– Определенно работает.

Я качаю головой.

– П О К А Л И П С И С, - настаивает она, медленно проговаривая слово.

– Ох, Господи, ты непреклонна, - говорю я, вскидывая руки в воздух.
– Хорошо, хорошо. Разрешаю.

– Даааа.
– Она выбрасывает вверх кулак, улыбается мне и записывает свой теперь непреодолимый счет.
–

Ты никогда не понимала эту игру, - говорит она.
– Это игра убеждения.

Я отрезаю себе еще кусочек пирога.

– Это было не убеждение, - говорю я.
– Это было шулерство.

– Мы с тобой одинаковы, - говорит она, и мы обе смеемся.

– Можешь побить меня завтра в Почетной Угадайке, - предлагает она.

После моего проигрыша мы идем к дивану и смотрим наш любимый фильм - "Молодой Франкенштейн". Просмотр этого фильма - еще одна часть нашего ритуала на день рождения. Я кладу голову на ее колени, она гладит мои волосы, и мы одновременно смеемся над теми же самыми шутками, над которыми смеялись годами. В целом, неплохой способ провести восемнадцатый день рождения.

ОДНО И ТО ЖЕ

На следующее утро я сижу на своем белом диванчике и читаю, когда входит Карла.

– Feliz cumplea~nos - С днем рождения, - кричит она.

Я опускаю книгу.

– Gracias - Спасибо.

– Как прошел день рождения?
– Она начинает распаковывать свою медицинскую сумку.

– Мы повеселились.

– Ванильный пирог и ванильная глазурь?
– спрашивает она.

– Конечно.

– "Молодой Франкенштейн"?

– Ага.

– И ты проиграла в этой игре?
– спрашивает она.

– Мы очень предсказуемые, да?

– Не обращай на меня внимания, - говорит она, посмеиваясь.
– Мне просто завидно, что вы с мамой милые.

Она поднимает мой вчерашний журнал здоровья, быстро просматривает измерения моей мамы и добавляет новый листок на планшет.

– Все эти дни Роза даже не потрудилась уделить мне время.

Роза - семнадцатилетняя дочь Карлы. По словам Карлы, они были очень близки, пока верх не взяли гормоны и мальчишки. Я не могу представить, чтобы такое произошло со мной и моей мамой.

Карла присаживается рядом со мной на диван, и я вытягиваю руку, чтобы измерить давление. Ее взгляд падает на мою книгу.

– Снова "Цветы для Элджернона?" [1]– спрашивает она.
– Разве ты не плачешь каждый раз, как читаешь эту книгу?

– Однажды я не буду плакать, - говорю я.
– Мне хочется убедиться, что в тот день я буду читать именно ее.

Она закатывает глаза и берет мою руку.

Это, своего рода, легкомысленный ответ, но потом я задаюсь вопросом, правда ли это.

Может, я надеюсь, что однажды, в какой-то день все изменится. 

ЖИЗНЬ КОРОТКА™

Рецензия от Мадлен 

«ЦВЕТЫ ДЛЯ ЭЛДЖЕРНОНА» ДЭНИЕЛ КИЗ

Внимание, спойлер: Элджернон это мышь. Мышь умирает. 

1

Цветы для Элджернона - научно-фантастический рассказ Дэниела Киза («мягкая» научная фантастика)