Всё на земле
Шрифт:
Он боялся еще одного ухода. В жизни человек только раз выбирает дорогу, и он должен идти по ней до тех пор, пока может. Он реалист, понимает, что наступит день, когда ему скажут:
— Пора, Павел Никифорович!
И он вынужден будет идти и начинать собирать всякие бумажки и нести потом их в разные инстанции. Ему казалось, что жена уже давно их приготовила, только не говорит ему об этом. Старался не думать на подобные темы. Когда шагал по утрам на работу, часто вспоминал места, которые пришлось видеть здесь много лет назад. Там, где сейчас площадь, были кусты шиповника на склоне оврага. Когда заложили Журавлевский карьер, бегали туда рвать ягоды. Были они крупными, сладкими. Дорошин
Все здесь сделано им. Все. Вспомнил, как держали совет, где ставить первые ясли в городе? И какими им быть? Тогда сам ездил в Москву и привез оттуда самый современный по тем временам проект на двести пацаничьих мест, три игровых комнаты и музыкальный зал. Ему доказывали, что лучше сделать еще пять спален, вон какая очередь в ясли… Отказал. Город должен быть устремлен в будущее, а не в трудный вчерашний день… Так и стоит то первое здание… Кстати, навряд ли современные лучше его по планировке и удобствам.
Люди тоже росли на глазах. Хотя бы тот же Гуторов. Помнит его Дорошин молодым агрономом, стеснительным и робким. На глазах Павла Никифоровича поднимался. Стал секретарем парткома в колхозе, затем председателем. Учился в партшколе… И звали его в те времена просто Васей. На любом этапе его пути мог бы вмешаться в гуторовскую судьбу Дорошин. Да не было тогда необходимости. А теперь вот друзья с товарищем Рокотовым. Тандем. Как бы этот тандем не попытался переехать ослабевшего от борьбы Дорошина.
А может, и нет никакой борьбы? Может, и впрямь права Оля, когда говорит, что он, муж ее, сам создает себе врагов, чтобы повергать их и так самоутверждаться? Смешно, но похоже. Вот и Володька пришел к нему по-доброму. Прав он, на сто рядов прав. Оттяпали в свое время землицу у Насонова, обязались официально рекультивировать все семьсот гектаров… Не требует Иван, потому что понимает: у Дорошина нельзя требовать, у Дорошина можно просить. Так приучен. И другие тоже. А вот Рокотов хочет нарушить эту традицию. Да подожди ты смены караула… Может, год-два поскрипеть придется. Нет, не может. Тормозов не запроектировал. Разгон взял — и тут ему не стой на дороге.
Сам же его учил не бояться борьбы. «В драке веселее, — говорил когда-то Володьке, — только помни, головы никогда не терять. Чуть взорвался — считай, проиграл». И научил. Лицо у него при последней беседе было спокойно. И ни на один укол не среагировал. Линию гнул умненько. Ах, мальчишка-мальчишка… Да нам бы с тобой в одну дуду!
Может, поговорить с Насоновым? Жадина… Небось водопровод ему пообещать, — отступится. Отличный водопровод в оба села. Особо в Красное. Это обойдется дешевле, чем проклятую пустошь рекультивировать. Сколько земли перевозить… Та-ак… Чернозем складировался у рудника. Там четыре горки. В каждой миллиона по три с половиной кубометров. До пустоши и оврагов километров девять… Если б напрямик. Тут бы в пять уложился. Пробивать дороги? Опять расходы, да еще какие! В бетоне дороги надо делать, чтоб бесперебойно круглый год возить. Опять война за отчуждение?
Позвонил Крутову. Паша откликнулся немедленно. Телефон на рабочем столе в его спальне. Значит, малюет что-то. Приказал срочно связаться с кем угодно, но обеспечить ему немедленный звонок Насонова. Крутов уже привык к подобным поворотам, только голос его был недоуменным. Как же, соображает старый лис, для какой такой надобности перед самым приездом Комолова требуется Дорошину Насонов? Подумай-подумай… То-то будешь удивлен, когда в ответ на доводы Рокотова выложит Дорошин письменное согласие «хитрого Ваньки» на отсрочку рекультивационных работ до восьмидесятого года? Вы-то спите и развлекаетесь, а старый черт Дорошин вашу пользу охраняет.
Что подумал Крутов, Дорошин так и не узнал, но звонок от Насонова раздался минут через пять.
— Что стряслось, Павел Никифорович?
— Где твои колеса?
— Во дворе. А что?
— Собирайся — и ко мне… Да не в кабинет, а домой. Не забыл дорогу?
— Забудешь… Что стряслось, сказал бы?
— Приезжай, узнаешь. Только не парадься. Время дорого.
— Ладно. Сейчас буду, — сказал Насонов без особого энтузиазма и положил трубку.
Пока доедет, у него будет время пораскинуть мозгой, зачем зовет его Дорошин? Да только черта с два догадается. Разве надумает Рокотову позвонить? Навряд ли решится начальство в девятом часу беспокоить. Оно после трудового дня на отдыхе. А Насонов субординацию во как знает. У него ферма загорится, так он будет поначалу инструктору своему звонить, потом высокому начальству. А уж после всего — пожарным.
Договориться бы с ним… Все стало бы сразу на свои места. И Володька успокоился бы. Теперь перечень разногласий сведен к минимуму. Чертова рекультивация. И Дорошину не пришлось бы применять козыри против Рокотова. Не любит он это дело.
В ожидании гостя вышел на крыльцо. Когда-то сам сколачивал его. Дом был готов, и отопление провели, а ступеньки холодные, каменные. Приказал убрать, и на их месте за две недели по вечерам сколотили крыльцо. С, навесом, с толстыми тумбами для поддержки его. Старый плотник Любшин вырезал тумбы. Умер в шестьдесят втором году. Последняя его работа была. Поначалу гляделось крыльцо как-то аляповато, а потом обвыклись все. Теперь вроде так и положено.
К темноте двигалось. Оля пришла из сада, принесла поздние сливы, целое решето. Поставила рядом с ним. С удовольствием съел несколько штук. Сад бы в порядок привести. Руки все не доходят. А за ним уход нужен. Сам добывал саженцы, отбирал самое экзотическое. Теперь вот жена только и глядит.
Подъехал Насонов. Вылез из машины, постучал сапогами по баллонам. Обошел вокруг «Волги»… Ах ты хитрец! Уже почуял, что в нем нужда. Сейчас будет мудрить. Ладно, поглядим. Ходи-ходи, тяни времечко. На Дорошина и не такие случались дипломаты. Все оставались с носом.
Насонов вроде только сейчас заметил сидящего на крылечке Дорошина. Заулыбался, пошел. В руках штук пять больших кукурузных початков.
Вот мимо поля ехал, сорвал… Хорошая штука, В детстве, помню, за лакомство считал. Да с сольцой натереть чтобы. Эх, куда там иным яствам? Вот только дети наши главного-то не понимают. Всякие морожены-пирожены норовят поесть. А ты в поле выйди да початок сорви.
Дорошин головой кивал согласно, решив дождаться, пока поутихнут насоновские вступительные речи. Сидели они на природе, рядом деревья с плодами. Крыльцо еще от дневного солнца не отошло. Может, хоть все это на Насонова окажет влияние? Ишь каким соловьем рассыпается…