Всё не то, чем кажется
Шрифт:
Когда наконец я оказываюсь в комнате — в той самой, где останавливался раньше — я выхожу на балкон, гляжу в сад и вижу Гилберта внизу.
— Ты как будто почувствовал, — смеётся он. — Да стой же, хоть в этот раз выйди в сад как нормальный человек!
Но я уже внизу.
Он подаёт мне руку, и я крепко её сжимаю. Так мы и идём, не спеша, по аллеям ночного сада.
— Что ты решил? — спрашиваю я. — Точно не хочешь поехать со мной хоть ненадолго?
— Я никак не могу, — говорит он.
—
Я грожу ему пальцем.
— Смотри, если не будешь писать, я приеду и нарочно застряну в болоте! Притворюсь ребёнком с особым даром, и тебе придётся меня спасать.
— Боюсь, что у тебя всё же нет особого дара, и потому я не узнаю о твоём появлении, — серьёзно говорит Гилберт. — И кости твои останутся белеть среди болот, и ты войдёшь в историю, скажем, как Сильвер Прогнивший...
Я толкаю его.
— Ладно, как Сильвер Неупокоенный, так лучше?
— Не лучше, — не соглашаюсь я. — Так ты обещаешь хотя бы писать мне?
Он лишь молчит и улыбается.
Засыпая, я думаю: хорошо, что впереди у нас целая неделя. Король Эвклас решил устроить что-то вроде городского праздника, и я ещё постараюсь убедить Гилберта, что в нашей дружбе нет ничего страшного, что она не вызовет восстание народа, что давно пора пересмотреть глупые старые традиции. Вот ведь беседуют же с ним сейчас придворные, будто с обычным человеком. Попривыкнут, а там, глядишь, уже и не испугаются, если узнают, что колдун.
А когда я за завтраком оглядываюсь в поисках Гилберта и Нелы, король Эвклас на весь зал мне сообщает, что они чуть свет взяли коней — да, тех самых кляч — и покинули город.
Даже не представляю, как это мне удаётся, но я не плачу.
Я не плачу и позже, когда сталкиваюсь с Андраником и он предлагает поговорить.
— Мне очень больно, — говорит он, — что ты столько всего скрывал и использовал меня. Ты не сказал, что Сильвия вышла замуж, а ты её заменил у дракона, и это я даже могу понять — это был секрет государственной важности. Но ты просил о помощи ради своей сестры, дарил надежду, что мы с ней будем вместе. Я не могу понять, зачем. Разве я не помог бы тебе ради тебя самого?
Мне нечего на это сказать.
— Я ведь знал, — продолжает Андраник, — что вы с твоим другом хотели хитростью проникнуть в Зал Летописей. Я видел, что у вас в мешке. Всё ждал, когда же ты признаешься, и готов был помочь, чем смогу. Знаешь, я же душу тебе тогда открыл, разве я не заслужил хотя бы уважения?
Я молчу — он прав.
— Ты плохой человек, Сильвер, — заключает Андраник. — А я так хотел, чтобы ты был моим другом. Хотел быть похожим на тебя.
Он плачет. Я не плачу.
Я переживаю целую неделю увеселений. Кажется, даже улыбаюсь и шучу.
Выдерживаю долгое путешествие домой. Приходится выбирать дороги, удобные для карет, и мы проезжаем половину Третьего королевства, прежде чем оказываемся в родных краях.
Наша процессия движется вдоль лугов, травы которых уже слегка иссушило солнце. Там и сям мелькают белые и алые цветы. Цокают копыта по дороге из плотно пригнанных друг к другу серо-голубых камней (надо же, она всё ещё кажется ровной).
Но мне плевать и на нежный утренний щебет птиц, и на легкий ласковый ветерок. Сады отцвели, теперь пахнет только тиной из Жабь-болота.
Мы подъезжаем ко дворцу, и на ступенях стоит моя дорогая Сильвия. Её короткие волосы, остриженные до плеч, треплет ветер. Похоже, рядом есть и другие люди, но я вижу только её.
Нарушая все правила, я распахиваю дверцу и выпрыгиваю из кареты на ходу. Бегу, перепрыгивая через ступени, и падаю в её объятия.
И наконец рыдаю отчаянно, как в далёком детстве.
Когда я уже лежу в постели, Сильвия всё ещё находится рядом и держит меня за руку.
— Он даже толком не попрощался, — в который раз печально сообщаю я. — Я столько всего наделал — думаю, в глубине души он так меня и не простил.
— Я так не считаю, — ласково говорит мне сестра. — Из того, что я узнала, мне кажется, твой новый друг — умный и хороший человек. Посуди сам, он не сделал ничего, что могло бы навредить тебе или нашей семье. Предпочёл исчезнуть, прежде чем люди прознают, что он колдун, и поползут сплетни.
Он решил идти туда, куда ведёт его путь, думая не только о себе, но и о других, и это заслуживает уважения. Не то чтобы я одобряла колдунов, но у Гилберта была возможность отправиться с тобой и жить на всём готовом — пожалуй, отец многое согласен был ему дать за то, что он выпутал тебя из этой передряги — однако твой друг предпочёл держаться подальше для нашего же блага.
А несчастные дети, родившиеся с этим проклятием, как выживут они, брошенные у лесных болот, если там их никто не будет ждать? Он ведь думал и о них.
Сестра вздыхает, гладит меня по голове, а затем добавляет немного нерешительно:
— К тому же, помнишь, что ты говорил про амулет? Мне не хочется огорчать тебя, но ведь весьма вероятно, что ваши дружба и привязанность объясняются лишь чарами.
— Нет, нет! — горячо возражаю я. — Видишь, амулет больше не на мне, а я всё ещё хочу, чтобы он был моим другом! Как ты думаешь, мы с ним ещё увидимся?
— Очень даже может быть, — улыбается мне Сильвия. — А сейчас пора тебе отдохнуть, искатель приключений. Смотри-ка, всю ночь проболтали!