Все неологизмы за 1994 год. Пгх. О рефлексии
Шрифт:
– Не будет. Мы живет в будущем. Реализм был интересен в 1862 году. Меня не было. Я придумал реализм.
– Просыпалось два часа.
– Но уже мертв.
До завтра. Спокойной ночи. Кому интересно, у меня на часах сейчас 23:37, надо ложиться спать, завтра планировал проснуться в девять-десять часов утра (Тире… Опять тире…). Вряд ли напечатаю книгу, хотел другое.
На правильной ноте диалог был закончен, после чего начался новый, похожий на этот:
– Мы прошли лес и знаешь?
–
– Нужно выжечь болото.
– Так тут нет никакого болота.
– Я один его вижу?
– Два тебя. Не хочу, чтобы ты грустил, подыграю.
– Выжечь…
– Нужно вернуться к началу и облить бензином.
– Умная мысля приходит опосля, -сказал, -допустим, у меня появятся идея, маленькая девчонка в оранжевых резиновых сапогах, любящая прыгать по лужам, как, чтобы лучше, поздно. И мне грустно…
– Обратно!
– Мне грустно.
– Не будет грустно, если ты не будешь.
– Лень мне помогает искать вдохновение.
– Но мешает реализовывать.
– Не моя работа реализовывать.
– Ты же автор! – разозлился.
– Нет, ты автор.
– Автор, я всего лишь читатель. Тут только ты автор.
– Я не автор, ты автор. Точнее я автор, но не автор. В общих чертах, ты автор.
– Нет, я не автор.
– И я не автор.
– Но если ты не автор и я не автор, то кто же тогда все придумал?
– Я не знаю. Точнее знаю, но только в прошедшем времени, знал. Знаю, что меня все называют автором. Но почему? Зачем? Для кого?
– Все придумал текст и дал ярлык, чтобы грехи стали твоими.
– Боится признаться в своем авторстве?
– Шизофреническая книга, критики ожидает много.
– Раз уж ты боишься авторства, я им стану. Весь удар толпы на себя. Затоптанным, измученным, распятым, но до конца автор.
К самому началу. С самого начала облили бензином, нужны спички, вернулись на речку (нет). Желание пить чай, прошли два моста, осознали, что прошли круг, пришлось переплывать речку, (водоем оттуда туда опасен, но туда оттуда – безопасен) Все сгорело.
– Мы дошли до точки Б?
– Никак нет, мы старались уйти от реальности, а единственным уходом- смерть. Проща… –успел автор.
– Даже если ты думаешь, что не можешь идти, все равно иди. Через силу, понимаешь? Подумай, как сконцентрировать энергию. Ты же умеешь мыслить, по тебе видно.
– Я максимум смогу сделать шаг, -автор сделал шаг, – все, так и выглядит точка Б.
– Нужно подождать часы.
– То есть мы раньше пришли?
– Нет, мы наоборот опоздали.
– Тогда что именно нужно ждать?
–
– Какое?
– Прошлое.
– Прошлое нельзя ждать, оно прошло.
– А тогда зачем мы его ждем?!
– А я не знаю.
– Ждем прошлое.
– И сколько ждать?
– Нисколько.
– Как нисколько?
– Нисколько. Ты скоро умрешь.
– Нет. Я искусство.
– Вы всего лишь человек, что несет искусство.
– Вес надо мною стер мое лицо до дыр. Меня больше нет. Есть лишь то, что в пепле затаилось. А там оно. Есть, искусство. Стихотворение: Букашки, Букашки. Храпели под камушками. А там им перехрустывали шеи, они. А имя им Искусство.
–
– Понимаю, что скатился. Но умирать не очень хочется. Обычнейший графоман. Могучий писатель, что превратился в искусство, чтобы пустить пыль в глаза массам и убедить вас, что я не никчёмный. А себя не смог обмануть. Я делаю не то, и не то. Все это я делаю из-за блаженства или по-другому и не могу? По-другому. Трагедия порождает абсурд. Я никогда не уйду от него. Это святое. Либо психбольница, где я умру, либо суицид, где я умру. Мир не делится на черное и белое, только на черное. Не сдаешься- мазохист, сдаешься- так уж с тобой и быть. К гармонии не прийти, ведь природа не терпит чрезмерности. Пока каплю дееспособен, я буду чертовщинить. Мое творчество никому не нужно. Во всем виноват. Я не знаю. Я, блять, не знаю и из-за этого самый пиздец. Недавно влюбился в свободу: не иметь никаких рамок, блуждать в чистоте интуиции. Но любая борьба-свобода приводят к постмодернистским приемам. Я планировал меньше делать забавы, доносить искренности. Не потому, что искреннее творчество-это самое лучшее творчество. Просто хотел спасти себя. (В искусстве нужна истина, но не искренность. Это не я придумал). Но не могу я быть искренним, каждая искренность окутывается мною, то есть нелепостью.
Порчу искренность, она хуйня, ирония. Все хуйня. Будут повторы. Находим идею, она настолько хороша, не расстаемся, мусолим и обмусоливаем, докручиваем и перекручиваем. Рад, что не придумал первого, боялся показать, а так вид на предшественников, их дерзость, бунт, гениальность. Легче работать. Но я ничто, никто, нигде. Не принесу новое, продолжаю старое и обмусоливаю. Жалок.
Невозможно придумать совершенно новаторское, если много делаешь. Если написал пять слов, они, наверное… нельзя назвать пятью словами, что-то за гранью. А я пишу книгу, тысячи и тысячи повторений, каждый последующий повтор становится сильнее предыдущего, когда-нибудь стиральная машинка треснет и улетит.
Но стоит продолжать искать новый стиль, новый жанр, ведь будут провалы. Привет, самые слабые, не способные улететь, повторенные по несколько раз повторы, повторяющие по несколько тысяч раз до этого повторенные повторы.
Я ничего не могу придумать новое.
– Но это в своем произведении, новаторство.
– Нет, такое уже делали и до меня. Я могу все больше и больше наращивать симуляции. Эта мысль была у того человека, а до этого у того и у того. Но такое уже делали несколько раз…