Все новые сказки (сборник)

Паланик Чак

– Доброго вам дня, – сказал я.

Он ничего не ответил, только глянул на меня. Я привык к таким взглядам.

– Я ищу Калума Макиннеса. Если это вы, так и скажите. Если не вы – не тяните, я пойду своей дорогой.

– Какое у вас к нему дело?

– Хочу нанять его в проводники.

– А куда вас надо вести?

Я уставился на него.

– Так просто и не скажешь… Многие не верят, что такое место существует. На Туманном острове есть пещера.

Он помолчал. Потом сказал: –Калум, иди в дом.

– Но

па…

– Скажи матери, пусть даст тебе лекарство. Ты его любишь. Иди.

На лице мальчика сменяли друг друга удивление, голод, радость. Он повернулся и рванул к дому.

Калум Макиннес спросил:

– Кто вас сюда прислал?

Я указал на ручей, что журчал между нами, спускаясь вниз по холму.

– Что это? – спросил я.

– Вода, – ответил он.

– Говорят, на том берегу есть король, – сказал я.

Тогда я совсем не знал Калума, да и не успел узнать его лучше, но глаза его стали осторожными, а голова склонилась набок.

– Как мне убедиться, что вы тот, за кого себя выдаете?

– Я ничего не утверждаю, – сказал я. – Но некоторые утверждают, что на Туманном острове есть пещера, а вы знаете к ней путь.

– Я не скажу вам, где она.

– Я и не собирался спрашивать. Мне нужен проводник. Вдвоем идти безопаснее.

Он смерил меня взглядом, и я ждал шутки о своем росте, но ее не последовало, и я был ему за это благодарен. Он просто сказал:

– Когда мы доберемся до пещеры, я входить в нее не стану. Будете выносить золото сами.

Я ответил:

– Как скажете.

– Берите столько, сколько унесете. Я к нему не прикоснусь. Но я вас отведу.

– Вы получите за труды хорошие деньги. – Я полез за пазуху и протянул ему мешочек. – Это за то, что вы меня туда отведете. И другой, в два раза больше, по возвращении.

Он насыпал из мешочка монет на свою огромную ладонь и кивнул.

– Серебро. Отлично. Хочу попрощаться с женой и сыном.

– Вам не надо собираться?

– В юности я промышлял разбоем, а разбойники ходят налегке. Возьму разве веревку, для гор. – Он похлопал по кинжалу, висевшему на поясе, и вернулся в свой выбеленный дом. Его жену я так и не увидел – ни тогда, ни после. Не знаю, какого цвета у нее волосы.

Я побросал в ручей еще с полсотни камней, и наконец он вернулся с мотком веревки на плече, и мы двинулись прочь от дома, слишком большого для разбойника. Мы шли на запад.

* * *

Горы между большой землей и побережьем похожи на растущие холмы, издали они нежные, багровые и туманные, как облака. Они зовут и манят. Это медленные горы, на такие легко подниматься, словно на пригорок, зато на это уходит целый день, а то и больше. Мы шли все вверх и вверх и к концу дня совсем окоченели.

На вершинах над нами белел снег, хотя дело было в разгар лета.

В тот первый день мы не сказали друг другу ни слова.

Нам нечего было сказать. Мы знали, куда идем.

Мы разожгли костер из овечьих катышков и веток боярышника, вскипятили воду и навели себе кашу – каждый бросил в кастрюльку по горсти овса и щепотке соли. Горсть Калума была огромной, а моя совсем небольшой.

Он усмехнулся:

– Надеюсь, тебе половину не одолеть.

Я ответил, что да, не одолеть, и не солгал, ведь ем я меньше, чем мужчина обычного роста. По мне, это хорошо, я могу прокормиться в чаще орехами и ягодами, что большого человека от голода не спасет.

Тропа вилась по горам, почти никого не встречая. Однажды нам попался лудильщик с ослом, нагруженным старыми кастрюлями. Осла вела девушка; она было улыбнулась мне, решив, что я ребенок, а рассмотрев ближе, насупилась и бросила бы в меня камнем, если бы лудильщик не стегнул ее хлыстом, которым погонял осла. Еще мы обогнали старуху и мужчину, ее внука. Старуха сказала, они идут домой из-за гор. Мы поели с ними, и старуха сообщила, что ходила на роды своего первого правнука и что все прошло удачно. Она предложила предсказать нам судьбу по линиям на ладонях, если мы позолотим ей ручку. Я насыпал старой перечнице муки грубого помола, и она посмотрела на мою руку.

– Я вижу смерть в твоем прошлом и твоем будущем.

– Смерть ждет нас всех, – ответил я.

Она замолчала. Мы сидели на самом высокогорье, где даже летние ветра дышат стужей, где они воют, стегают и в клочья раздирают воздух.

– На дереве была женщина. Теперь будет мужчина.

Я спросил:

– Это что-нибудь значит для меня?

– Возможно будет значить, – ответила старуха. – Остерегайся золота. Серебро никогда тебе не навредит.

И больше ничего мне не сказала.

– Твоя ладонь обожжена, – обратилась она к Калуму Макиннесу. Он молча кивнул. – Дай тогда другую руку, левую. – Он так и сделал. Она всмотрелась в его ладонь. – Ты возвращаешься туда, откуда начал. Ты будешь выше многих. И тебя не ждет могила там, куда ты идешь.

– То есть я не умру? – переспросил он.

– Такова судьба, написанная на левой руке. Я знаю только то, что сказала, не больше.

Она знала больше. Я понял это по ее лицу.

Больше ничего существенного на второй день не произошло.

В ту ночь мы легли спать под открытым небом. Ночь была ясной и холодной, на небе сияли звезды, так ярко и близко, что, казалось, протяни я руку – и могу собирать их, как ягоды.

Мы лежали бок о бок под звездами, и Калум Макиннес сказал:

– Она сказала, тебя ждет смерть. А меня нет. Моя судьба, кажется, счастливее.

– Возможно.

– А, – отмахнулся он от своих мыслей, – чепуха все это. Старушечьи бредни.

Я проснулся в утреннем тумане и увидел, что на нас с любопытством смотрит олень.