Все новые сказки
Шрифт:
— Нет, правда, — уточнил я, — неужели вы думаете, что раз у меня появился большой дом, жена и ребенок, я не могу больше делать то, что делаю?
— Они у тебя всегда были и всегда будут с тобой.
— Конечно будут, твою мать!
— Разве это повод для гордости? — Он покачал головой. — Скверно… а ведь ты был хорошим мальчиком.
— Все дети хорошие.
— Нет. Некоторые рождаются уже с дефектом. И что бы вы ни делали и как бы ни старались, рано или поздно дефект выйдет наружу. С тобой было не так. И это гораздо хуже.
— Я сам выбрал, кем мне быть.
— Правда?
Мои руки невольно дернулись.
— Твой отец ни во что не верил, — продолжал он. — Он был неверующим, переполненным ненавистью. Помню, я наблюдал за ним, когда он был маленьким, мне было интересно, каким он вырастет: мертвым внутри или чересчур нежным. А может быть, то и другое одновременно. Я прав?
— Если вы хотите, чтобы все произошло цивилизованно и культурно, — произнес я с большим трудом, — давайте прекратим этот разговор.
— Прости. Но ты ведь приехал сюда убить меня, Кейн, не так ли? Тут что-то личное. Не хочешь поделиться?
Я знал, что нужно прикончить его. Я также знал, что это самое крупное дело в моей жизни, завершение моей карьеры, и что когда дело будет сделано — все закончится.
Но мне было любопытно, просто любопытно:
— Что, блин, заставляет вас думать, что вы лучше меня? То, что вы делаете, не особенно отличается от моей работы.
— Ты действительно так считаешь?
— Вы держите всю власть в своих руках. Вы, и только вы решаете, что с кем будет. Кто преуспеет, кто ничего не получит. А потом щелкаете пальцами — и все: гребаные жизни навсегда искалечены. Как моя.
— Я не смотрел на это под таким углом. — Он снова разглядывал дно своей чашки. Эта его привычка уже действовала мне на нервы.
— Так, допивайте, — сказал я. — Время на исходе.
— Один вопрос.
— Как я нашел вас?
Он кивнул.
— Люди имеют обыкновение говорить…
— Мои люди?
Я раздраженно помотал головой: нет, его люди действительно ему преданны. Я разыскал парочку (один бомжевал под мостом в Квинсе, второй спал в дупле большого дерева в Центральном парке) и попытался подкупить, обещая, что им больше не придется работать ни на него, ни на кого-либо еще. Оба смотрели на меня своими странными холодными глазами, словно ожидая, что будет дальше. Нет, это не они подсказали мне, что надо пойти на Таймс-сквер в декабре и подождать, пока этот человек не появится там неизвестно откуда.
— Тогда кто?
— Уже поздно выяснять имена, — сказал я с мрачным удовольствием. — Это дело прошлое.
Он снова улыбнулся, но холоднее, и я заметил в его лице что-то, чего не было раньше — по крайней мере, оно не бросалось в глаза: уверенное спокойствие человека, который привык делать самостоятельный выбор, принимать решения, от которых напрямую зависят жизни других людей. Человека, у которого есть сила и который не постоит за ценой, — и вот сейчас он был в одном шаге от того, чтобы расплатиться наконец с теми, кто оказался не на той стороне, не там, где нужно. Он полагал, что это его законное, Богом данное право — оттянуть момент расплаты.
— Вы думаете, вы такой
— Но разве я не обозначил правила? Разве бывал несправедлив? Разве не поощрял тех, кто этого заслуживал?
— Только для того, чтобы заставить их делать то, что вам нужно!
— И чего ты хочешь? Почему в самом деле ты оказался этим вечером здесь, Кейн?
— Кое-кто заплатил мне за это. Не один человек. Их много. Можно сказать, синдикат. Люди, которые решили, что с них довольно. Они хотят вернуть вам все сторицей. То, что они получили от вас.
— Я знаю об этом, — прервал он меня, и на лице его как будто даже отразилась скука. — Я даже могу предположить, кто эти люди. Но я спрашиваю тебя, Кейн, почему ты согласился сделать это?
— Ради денег.
— Нет. В этом случае ты мог бы выстрелить с расстояния десять футов и уже был бы на полпути домой.
— Ну так скажите тогда вы, почему я здесь, если вы, блин, такой умный!
— Тут что-то личное, — сказал он. — И это ошибка. Ты живешь тем, что делаешь, и у тебя есть что-то вроде жизни. По твоим понятиям. Допустим, тебя наняли. Допустим. Но ведь ты ненавидишь меня, у тебя ко мне есть собственный счет.
Этот человек слишком умен, чтобы ему врать, поэтому я не произнес ни слова.
— Ведь так, Кейн? Что-то произошло однажды ночью, когда повсюду лежал снег и все вокруг должно было быть наполнено радостью, огоньками гирлянд и гимнами. Может, тебе не были вовремя доставлены подарки? Или подарки были не те?
— Довольно!
— Сколько людей ты убил, Кейн? Ты считал? Ты помнишь?
— Помню, — ответил я, хотя это была неправда.
— Когда личное примешивается к работе, цена меняется. Ты открываешь сейчас свое сердце. Ты уверен, что хочешь это сделать?
— Я сделал бы это и бесплатно. Просто потому, что вы — кусок дерьма и всегда были куском дерьма.
— Не верить легко, Кейн. А для веры нужны мужество и твердость.
— Все, ваше время истекло.
Он вздохнул. Опрокинул в рот остатки кофе и поставил чашку на стол между нами.
— Я готов, — сказал он.
За те пятнадцать минут, что мы беседовали, парк опустел, его покинули почти все посетители, в том числе и парочка, что сидела неподалеку, — они ушли, взявшись за руки. Ближайший свидетель теперь находился ярдах в шестидесяти. Я встал, расстегивая пальто.
— Что-нибудь хотите сказать? Некоторые так делают… — спросил я, глядя в его спокойное розовое лицо.
— Не тебе.
Я достал оружие и, уткнув дуло ему в лоб, заставил наконец замолчать. Он не пытался сопротивляться. Свободной рукой я схватил его за правое плечо и спустил курок.
Вокруг было движение, и я даже не услышал выстрела.
Я отпустил его плечо, и он стал медленно оседать, поворачиваясь вокруг собственной оси, пока его бочкообразная грудная клетка не перевесила, не оторвала массивное туловище от стула и он не упал, вытянувшись в полный рост.