Всё о Манюне (сборник)
Шрифт:
– Лагерь так лагерь, – сдала бастионы Ба, опасливо косясь на папино дергающееся веко.
– Вот и славно, – обрадовался дядя Миша, – а пока Маня будет в лагере, ты можешь съездить в Новороссийск, к Фае. Она давно зазывает тебя в гости, но ты никак не выберешься.
И наступили лихорадочные времена. Мы пребывали в радостном ожидании отдыха, мама придумывала, в какой цвет перекрасить стены в детской (нужно, чтобы успокаивающий и одновременно немаркий), а Ба, приговаривая: «Не поеду же я без подарков к Фае, которая Жмайлик», – шантажировала геенной огненной несчастного товароведа городского универмага.
Папа скорбно высчитывал, во сколько ему обойдутся новая обивка
– Вылечу в трубу, – долетали до нас его горестные стенания.
– Обязательно выкрутимся, – не сдавалась мама.
А с Дядимишиного лица не сходила улыбка счастья. Все, конечно, отлично понимали, чему он радуется, но скромно об этом молчали. Кроме Ба, разумеется.
– Приведешь хоть одну свою козу в мой дом – и тебе несдобровать, ясно? – грохотала она.
– Мам, ну с чего ты это взяла?
– Я сказала, а ты меня слышал. Если нога хоть одной твой чучундры ступит на порог моего дома, я устрою тебе такой скандал, что мало не покажется. И предупреждаю сразу – Валя будет приглядывать за тобой. И за домом!
Соседку Валю в свое время коварно бросил муж, сбежав от нее аж в далекий Казахстан. Он нашел себе там тихую и покладистую русскую женщину и возвращаться домой отказался напрочь. Имея такую трагическую историю в анамнезе, тетя Валя отрицательно относилась ко всяким блудливым мужчинам и не доверяла разведенным и холостякам. Дядю Мишу она нежно любила, но между дружбой с Ба и хорошим отношением к ее сыну благоразумно выбирала первое.
– Мы еще посмотрим, чья возьмет, – ворчал себе под нос дядя Миша.
– Ты что-то сказал, Мойше? – сдвигала очки на кончик носа Ба.
– Говорю – как скажешь!
– То-то!
Так как сиденье «копейки» было основательно раскурочено, отвезти нас в пионерлагерь должен был дядя Миша. Но в день «Х» на релейный завод нагрянула высокая комиссия из Еревана и порушила все наши планы. Целый день гости из столицы бесцельно шатались по заводу, мешая людям работать, а вечером потребовали хлеба и зрелищ. И дяде Мише ничего не оставалось, как забить Васю тутовкой и отвезти комиссию на рыбалку. А потом еще проводить реанимационные мероприятия, приводя в чувство выросших на «Пшеничной» неискушенных ереванских гостей.
Вот так мы потеряли один день драгоценного отдыха, а папе пришлось, отпросившись с работы, самому отвозить нас в пионерлагерь.
Утром он выкатил Генриетту из гаража, залез в салон и несколько раз со всей силы надавил на раскуроченное сиденье кулаками, провоцируя его на несанкционированный выброс пружины. Затем поднялся домой и какое-то время приноравливался то к круглой разделочной доске, то к подносу из нержавейки. Но мама сказала, что на жестком он далеко не уедет, и вручила сборник задач по челюстно-лицевой хирургии, сорок две страницы нетто. «Вот как ты уважаешь мою работу», – пробурчал папа, но спорить не стал. Прикрыл сборником сиденье и лишь тогда доверил Генриетте свою, хм, филейную часть.
Настал торжественный момент расставания. Мы терпеливо выслушали бабулину коротенькую молитву «На дорогу», поцеловали Гаянэ и Сонечку, вытерли сопли о подол маминой юбки и скорбно загрузились в машину.
– Я знала, что расставаться со взрослыми очень грустно. Но чтобы и с сестрами? – шмыгала носом я.
– Оказывается, мы их любим, – хмурилась в ответ Каринка.
Потом мы заехали за Маней. Ба, конечно, не ударила в грязь лицом и собрала внучку как в кругосветное путешествие. Чего она ей только не положила – и простеганное полупальто (от внезапных летних морозов), и вязаные носки (а вдруг по вечерам там холодно),
– Роза, ты думаешь, что за те три недели, которые они проведут в лагере, случится трескучий мороз и небольшой локальный потоп? – полюбопытствовал папа, забивая багажник вещами Мани. – А это что такое? – навострил он уши, когда из одной сумки раздался характерный стеклянный перезвон.
– Ничего такого, – забегала глазами Ба, – там банка с баклажанной икрой. Дети ее очень любят.
– Одна банка не может сама по себе греметь! – Папа заглянул в сумку и присвистнул. – Роза, в погребе хоть что-нибудь осталось?
– Юрик, – заполыхала Ба, – ты меня лучше не доводи, ясно? Я и так вся на нервах. А будешь упорствовать – поеду с вами!
– Тогда не поеду я! Только этого не хватало, чтобы ты выступила там в обычной своей манере и переполошила весь лагерь! Мы уедем, а детям всю смену расхлебывать испортившееся настроение вожатых!
Ба хмыкнула, но промолчала. Крыть ей было нечем. Прошлой осенью я загремела в республиканскую детскую больницу с тяжелым отитом. Так как Сонечка болела и без мамы сильно капризничала, поехать со мной и папой в Ереван вызвалась Ба. Она стоически вытерпела шестичасовую поездку в один конец и всю дорогу массировала мне ноющее ухо. В приемной больницы ей не понравилось, как долго оформляют документы, и Ба устроила такой грандиозный скандал, что у меня от испуга прошла боль в ухе. Потом, круша все преграды на своем пути, она поднялась наверх, проинспектировала мою палату, призвала к ноге сестру– хозяйку и потребовала заменить матрас на новый. Далее она заглянула на кухню, провела пальцем по вымытым тарелкам и порвала в клочья посудомойку. Ушла, пригрозив главврачу судом и Магаданской областью, «если хоть один волос упадет с головы моей девочки!». И отцу пришлось в спешном порядке коньяком и конфетами заглаживать вину перед всполошенным медперсоналом. «Теща, что с нее взять», – скорбно шептал он. «Ааааа», – понимающе кивал в ответ медперсонал.
Вот почему папа был против, чтобы Ба поехала сегодня в «Колагир». Впрочем, если бы она вознамерилась туда ехать, то никто ее бы не остановил. Просто впереди была поездка в Новороссийск, время поджимало, и она лихорадочно собиралась в путь-дорогу – складывала вещи, набивала холодильник продуктами, подготавливала дом к осадному положению – уверенности, что ни одна Дядимишина чучундра не ступит на порог, у нее не было.
Мы обступили Ба и ткнулись лбами ей в живот. Она смахнула слезу, расцеловала меня с Каринкой, а потом крепко прижала к себе внучку. Манька мигом посинела.
– Баааа! – захрипела она.
– Ведите себя хорошо, ясно? – прогрохотала Ба.
– Ясно, – пискнула мы и нырнули в машину.
– Юрик, я тебе детей доверила!
– Не волнуйся, Роза, все сделаю в лучшем виде.
Папа еще раз потыкал в сиденье кулаками, осторожно сел, победно бибикнул и тронулся в путь. Пока Манин дом не скрылся за поворотом, мы оборачивались, чтобы посмотреть, ушла Ба или нет. Она стояла возле калитки, обмахивалась подолом фартука и глядела нам вслед. По щекам текли крупные слезы, вьющиеся волосы стояли надо лбом непокорным нимбом.