Все о Томе Сойере и Гекльберри Финне (сборник)
Шрифт:
– Филлипс.
– А где он сел на пароход?
– Кажется, что в Александрии, в Айове.
– А как по–вашему, что он затеял?
– Понятия не имею, я никогда над этим не задумывался. Вот еще один человек, подумал я, который потянется за пирогом.
– А вы ничего не заметили особенного в том, как он ведет себя, как разговаривает?
– Да нет, ничего. Разве только пугливый он очень, дверь каюты всегда запирает – и днем и ночью. А когда стучишь к нему, никогда не откроет, пока через щелочку не увидит, кто это.
– Черт
– Ничего не выйдет. Он всегда стоит за дверью. Так что из этого ничего не выйдет.
Том подумал, подумал и говорит:
– Вот что! Дайте мне свой фартук, и я утром отнесу ему завтрак. А вам я за это дам двадцать пять центов.
Парень согласился, при условии, если старший стюард не будет против. Том заверил его, что все будет в порядке и что он сумеет договориться со старшим стюардом.
Так оно и получилось. Том условился, что мы оба наденем фартуки и понесем завтрак.
Тому до того не терпелось попасть в соседнюю каюту и раскрыть тайну Филлипса, что он никак не мог заснуть: всю ночь он строил догадки. По–моему, это было вовсе ни к чему, – если вы собираетесь что–то выяснить, что толку гадать заранее и тратить порох попусту? Я лично прекрасно выспался. Плевать мне на тайну этого самого Филлипса, сказал я себе.
Утром мы с Томом надели на себя фартуки, взяли по подносу с едой, и Том постучал в дверь соседней каюты.
Пассажир приоткрыл дверь, впустил нас и быстро захлопнул ее. Бог мой! Как только мы увидели его, мы чуть не выронили наши подносы; а Том воскликнул:
– Юпитер Данлеп! Как вы сюда попасти? Пассажир, ясное дело, остолбенел от удивления; в первую минуту он, похоже, не знал, испугаться ему или обрадоваться, а может, и то и другое вместе, но потом, видимо, решил обрадоваться. Во всяком случае, щеки его опять порозовели, хотя поначалу он ужасно побледнел.
Пока он завтракал, мы разговорились. И он нам заявляет:
– Только я не Юпитер Данлеп. Я вам сейчас расскажу, кто я, если вы поклянетесь, что будете молчать. Дело в том, что я и не Филлипс.
Тут Том ему и выпалил:
– Молчать–то мы будем, но если вы не Юпитер Данлеп, то можете и не говорить, кто вы.
– Почему?
– Потому, что если вы не Юпитер, то вы близнец – Джек. Вы просто копия Юпитера.
– Ты прав, парень. Я и есть Джек. Только ты мне объясни, откуда ты нас, Данлепов, знаешь?
Том рассказал ему о наших приключениях прошлым летом на ферме дяди Сайласа. И когда Джек понял, что нам известно все о его семье, да и о нем самом, он перестал таиться и начал разговаривать совершенно откровенно. Ни чуточки не стесняясь, он признался нам, что был вором, что он занимается этим ремеслом и сейчас, и не сомневается, что будет воровать до конца дней своих. Конечно, заявил он, это жизнь, полная опасностей и…
Тут он затаил дыхание
Затем нам с Томом удалось его успокоить, и мы принялись рассказывать Джеку о его родных, о том, что жена Брейса вот уже три года как умерла и он хотел жениться на Бенни, а она отказала ему; что Юпитер работает у дяди Сайласа и они все время ссорятся; наконец Джек размяк и начал смеяться.
– Ах, черт меня побери! – воскликнул он. – До чего же это приятно, совсем как в былые времена, слушать все эти сплетни! Вот уже больше семи лет, как я ничего не знаю о доме. А что они обо мне говорят?
– Кто?
– Ну, соседи и братья.
– А они никогда и не говорят о вас. Разве только редко–редко когда упомянут случайно.
– Черт! – с изумлением воскликнул Джек. – А почему же они никогда не говорят обо мне?
– Да потому, что они думают, что вы давным–давно умерли.
– А ты не врешь? Дай честное слово! – Джек даже вскочил от возбуждения.
– Честное благородное. Все там уверены, что вас давно нет в живых.
– Тогда я спасен! Ей–богу, я спасен! Я еду домой. Они спрячут меня и спасут. А вы будете молчать. Поклянитесь, что вы никогда на меня не донесете. Ребята, вы должны пожалеть такого беднягу, как я, за которым охотятся днем и ночью и который носу высунуть не может.
Я ведь никогда ничего худого вам не делами и никогда не сделаю, видит бог! Поклянитесь, что вы не выдадите меня и поможете мне спастись.
Конечно, мы поклялись; будь на его месте собака, все равно мы бы не отказались. А он, бедняга, был так счастлив, что не знал, как нас благодарить, готов был просто задушить нас в объятиях.
Мы опять принялись болтать, а Джек вытащил маленький саквояж, попросил нас отвернуться и открыл его. Мы отвернулись, а когда он сказал нам, что можно смотреть, то перед нами оказался совсем другой человек. На нем были синие очки и самого что ни на есть натурального вида каштановые бакенбарды и усы. Родная мать не узнала бы его. Он спросил нас, похож ли он сейчас на своего брата Юпитера.
– Ничуть, – сказал Том, – ничего похожего, кроме разве длинных волос.
– Ладно, я их подстригу покороче, прежде чем приеду к ним. А там Юпитер и Брейс будут держать все в секрете, и я смогу жить у них как чужой. Соседи никогда не узнают меня. Как вы считаете?
Том немного подумал и сказал:
– Конечно, мы с Геком будем молчать, а вот если вы будете разговаривать, то в этом деле есть риск, – может, и небольшой, а все–таки риск. Я что хочу сказать: если вы будете говорить, люди могут обратить внимание, что у вас голос совершенно как у Юпитера, а потом могут припомнить второго близнеца, о котором был слух, что он умер, и догадаться, что все это время он скрывался под чужим именем.