Все оттенки черного
Шрифт:
Калитка распахнулась. Судя по описанию Кати, им открыла сама хозяйка дачи Александра Модестовна Чебукиани. Колосов был удивлен: как раз вдову-то он и не рассчитывал встретить в Май-Горе. Ведь в этот день как раз хоронили Сорокину. На воротах сорокинской дачи и на калитке висели замки, видимо, Константин уже уехал в Москву. И то, что соседка его, столь близко к сердцу принимающая их семейные проблемы, не сочла нужным, опять же по-соседски, поддержать его в скорбные минуты на кладбище, было довольно-таки любопытным фактом для размышления. Впрочем, Колосов решил вообще не зацикливаться на каких-либо фактах,
— Милиция? К нам? — Александра Модестовна удивленно разглядывала непрошеных визитеров. — Проходите… Однако чем я могу…
Колосов и Караулов официальнейшим образом представились, демонстрируя вдове свои «корочки». И титул «следователь прокуратуры» произвел гораздо больше эффекта, чем «начальник отдела убийств».
— В первую очередь, Александра Модестовна, мы хотели бы узнать, кто, кроме вас, в данное время находится на даче? — осведомился Караулов.
— Мои гости. Подруга с ребенком, мой племянник Саша и один мой знакомый. — Александра Модестовна перечислила всех так старательно, словно кого-то боялась забыть.
— Фамилия знакомого, пожалуйста?
— Смирнов. Олег Игоревич Смирнов.
В тоне ее явно звучало: вот мы какие, подивитесь на нас, каких людей в друзьях держим! Но Караулов и ухом не повел.
Словно и раньше фигуранты по уголовным делам козыряли перед ним дружбой со столичными знаменитостями.
— Нам необходимо поговорить с Олегом Игоревичем, — сказал Колосов.
— Ему нездоровится. Возраст, перепад давления, сердце… — Вдова художника с беспокойством оглянулась на дом.
— Мы настаиваем. Но… время пока терпит. — Колосов вежливо улыбнулся. — Тогда, с вашего разрешения, мы вам зададим несколько вопросов.
— Пожалуйста. Пройдемте в дом?
— Да вот тут лучше, на воздухе под липой. — Караулов направился к садовой мебели перед домом. Хотел, было уже сесть за низкий дачный столик, как вдруг лицо его скривилось в брезгливой гримасе…
Подошедший следом Колосов увидел, что по краю столешницы ползет крупный бронзово-зеленый навозный жук. Он был привязан за лапку черной ниткой к толстому гвоздю, вбитому в самый центр столешницы, и поэтому мог двигаться только по кругу, на длину удерживающей его нити, которая постепенно наматывалась на гвоздь. Останки второго жука, раздавленного в лепешку, лежали у самого гвоздя.
— Этот мальчишка меня с ума сведет, опять эту мерзость с грядки притащил! — Александра Модестовна быстро нагнулась, сдернула с ноги босоножку-«сабо» и метким ударом припечатала навозника к столу. Послышался хруст хитинового панциря, дерево испачкали брызги белесой жидкости из раздавленного насекомого.
Колосов молча наблюдал за женщиной.
— Пойдемте в дом, — сказала она сухо.
На террасе было пусто и солнечно. Колосов прислушался: дача полна народа, и час не такой уж и ранний — половина девятого уже, а тихо как в могиле. Дальше террасы их, видимо, пускать не собирались: Александра Модестовна указала на стулья, стоящие вокруг большого-обеденного стола, а сама расположилась
Что Колосова поразило — так это отсутствие картин. Ведь, насколько он знал, Георгий Забелло-Чебукиани был художник, и довольно именитый. Естественно, он имел в Москве мастерскую. Но чтобы вот так совсем лишить дом, где он провел последние годы жизни, своих работ… Впрочем, его картины могли висеть в других комнатах, осмотреть которые пока не представлялось возможным.
— Ну так какие же вопросы вы мне хотите задать, молодые люди? — Александра Модестовна нетерпеливо пошевелилась в кресле…
— Как тихо у вас, — Колосов кивнул на лестницу, ведущую на второй этаж. — Где же ваши гости?
— Отдыхают. Не встали еще. Я же сказала: Олегу Игоревичу нездоровилось, у нас была трудная ночь, все легли очень поздно. А племянник мой уехал в Москву.
— Вы же сказали, он здесь, с вами.
— Ну, вы же упросили, кто на даче со мной проживает… А Шура сегодня утром по просьбе нашего соседа Сорокина поехал помочь ему с похоронами сестры. Ведь вы по этому поводу пришли, не так ли? Насчет смерти Валерии?
— Не совсем. Но это нас тоже интересует. В котором же часу уехал ваш племянник?
— Они выехали в четверть восьмого. Я их проводила, я всегда рано встаю…
— А когда Александр Кузнецов вернется? — спросил Караулов.
— Как только на кладбище все закончат, они приедут вместе с Костей… с Сорокиным. — Александра Модестовна поджала губы: что за глупые вопросы вы мне задаете?
— Ясно, — Колосов кивнул. — Скажите, а вчера у вас кто-нибудь из местных жителей работал на участке?
— Да. Ходили тут какие-то пьянчуги по дворам. Они тут каждый день шляются, на бутылку стреляют. Костя… Сорокин то есть, договорился насчет покоса. У меня, знаете ли, от всех этих косилок электрических, керосиновых голова трещит. Мы тут с мая живем. Один раз траву кое-как выкосили нам, а она снова вымахала, — Александра Модестовна покачала головой. — Наказание, да и только. Вот вчера и наняли себе помощника.
— Этот человек был знаком вам раньше? — продолжал Колосов.
— Нет, никогда его не видела. Даже имени его не знаю. Да и вчера я за ним толком не следила. С ним Костя договаривался. А я… У нас тут у соседей были неприятности, девушка захворала, ну мы все поэтому и были заняты…
— Долго он шабашил у вас? — перебил, ее Караулов.
— Ну что я, время, что ли, засекала? Где-то в половине двенадцатого, наверное, пришел, а закончил… постойте-ка, мы в три обедать сели, он еще работал. Наверное, часам к четырем все скосил.
— Порядком он повозился.
— Да он же пьян был как свинья. Еле на ногах держался, — ответила вдова, хотя секунду назад утверждала, что «даже не следила» за Тарантиновым-Колобродом.
— А кто рассчитывался с ним потом? Вы? — спросил Караулов.