Все оттенки желаний
Шрифт:
Заведенные назад запястья оказываются в наручниках, во рту – кляп, на шее – веревочная петля-удавка… Замечательно – сейчас он меня просто задушит и вывезет куда-нибудь на пустырь… Вот и доигралась я…
Все это проносится в голове с бешеной скоростью, как кадры фильма на перемотке. Я чувствую, как рвется молния джинсов, как они стягиваются до сапог, как тяжело дышит Костя, грубо хватая меня за бедра… Больно… Я не могу шевелиться, потому что тогда задушу себя сама, но боль такая, что даже кляп не заглушает звуков.
– Не ори,
«Я тебя ненавижу – зачем это все? Если ты этого хотел – мог просто сказать, приказать – но не так… не так…» – Это я проговариваю про себя в такт его толчкам во мне. Нестерпимо болит там, внизу, кажется, что по бедру что-то течет…
Все… он выпускает меня и садится, откидываясь на спинку, переводит дыхание:
– Уф… тяжело, оказывается… как люди ловят кайф от насилия, я теперь понимаю… – тянется ко мне рукой и снимает петлю с шеи. – Что, заинька, новые ощущения?
Да – очень новые! Никогда я не мечтала быть изнасилованной в машине посреди собственного двора. Не мечтала – и все тут…
Костя убирает кляп, снимает наручники и пытается обнять меня, но я вырываюсь и визжу, срываясь в истерику:
– Никогда не трогай меня! Просто исчезни! Хватит, понял, хватит!
Кое-как натягиваю разорванные вдоль молнии джинсы и выскакиваю из машины, трясущимися руками открываю дверь подъезда и тут же захлопываю ее.
На цыпочках иду в ванную, запираюсь там, встаю под душ и плачу. На бедре кровь, болит где-то внутри, щиплет даже от попадания воды. Разрыв, елки… Мне только этого сейчас не хватало! Надо в больницу, но я понимаю, что сегодня этого делать нельзя – травма характерная, и это уже пахнет разговором со следователем… Я не могу его посадить, даже просто заставить общаться с прокуратурой – не могу. Пойду завтра, за ночь не умру…
Не умираю, но и не сплю – больно… Утром, кое-как заставив себя встать, собираюсь и бреду в больницу. В приемном отделении стараюсь не попасться на глаза кому-нибудь из хирургов, потому что они сразу передадут Косте, что я здесь. Я не хочу его видеть и не могу.
Гинеколог недоверчиво выслушивает мои бредни на тему «поскользнулась в ванне и ударилась о бортик», качает головой и отходит к стерильному столу, набирая в лоток инструменты. Меня колотит, по всему телу бегают мурашки.
– Дим… мне нельзя новокаин.
– Я помню, – коротко отзывается врач, набирая номер на мобильном и отходя к умывальнику. Журчит вода, Димка о чем-то говорит по телефону и потом обращается ко мне: – Но придется потерпеть – лидокаин только в аэрозоле, другого нет, увы.
О-о-о! Это ужасно… он не обезболивает совершенно, хватает только на пару минут. Ладно…
– Честно скажи – дергаться будешь? – Димка пристраивает лоток на столик и садится на табуретку. – Я без сестры работаю, держать тебя некому. Дернешься – порву еще сильнее.
– Не буду.
Я вцепляюсь в поручни так,
– Очень кстати! Подмогни-ка нам, а то боюсь, дама занервничает, и я порву ее совсем. А разрыв приличный – шва на четыре потянет.
О господи! Четыре шва… Мне на плечи ложатся руки, и я понимаю, что это Костя – его кольцо на безымянном пальце. Задираю голову – так и есть, Костя в зеленом хирургическом костюме и распахнутом халате. Лицо озабоченное и несчастное какое-то, под глазами круги.
– Уйди… – цежу я сквозь сжатые зубы, но он отрицательно качает головой и крепче прижимает меня к креслу:
– Лежи спокойно, пожалуйста, все потом, потом…
Мне больно, из глаз катятся слезы, ощущение такое, что Димка накладывает не просто пару швов, а зашивает вообще все.
– Все, все уже, – бормочет он, накладывая небольшую салфетку и фиксируя ее пластырем. – Пару дней покоя – понятно? И в пятницу придешь, посмотрим.
Я с трудом сажусь, вытираю глаза, кое-как сползаю с кресла и иду за ширму, даже не взглянув на Костю.
Они о чем-то разговаривают, и я слышу фразу «похоже на изнасилование, но она…», понимаю, что Димка, разумеется, мне не поверил – ну, он же гинеколог с пятнадцатилетним стажем работы! Не смешно даже…
Я выхожу из кабинета и тороплюсь покинуть больницу, но Костя догоняет и тащит за руку в свой кабинет. Заперев дверь, он прижимает меня спиной к стене и начинает целовать, бормоча:
– Заинька… Заинька моя, прости… я совсем с катушек слетел вчера, совсем… Лорка… Лорка моя, прости меня…
У меня пусто и в голове, и на душе, я не хочу прощать, не прощать – ничего не хочу. И видеть его – тоже не хочу. И вообще не хочу его знать больше…
– Отпусти меня, – прошу я тихо.
Его руки бессильно падают вдоль тела, но лбом он все равно упирается мне в плечо:
– Лор…
– Не говори ничего… ты вербально сейчас сделаешь еще хуже, чем вчера сделал физически…
– Прости меня…
– Что ты заладил про прощение… при чем тут это все… я не хочу – понимаешь? Больше ничего не хочу.
Я отталкиваю его, отпираю кабинет, выхожу и как можно скорее покидаю здание больницы.
Дома я ложусь на диван, накрываюсь пледом с головой и пытаюсь уснуть. Болит уже даже не там, где шили, болит гораздо выше и глубже, там, где, наверное, находится душа… Высокопарно немного, но зато правда.
Телефон надрывается, и я решаю сменить номер, просто пойти и купить новую сим-карту. Да, так и сделаю…
Через час я встаю и лезу в Интернет, проверяю почту, и на сервере вдруг выскакивает какая-то ссылка на порногалереи. Из чистого любопытства нажимаю, и первое, что вижу, – себя… Моя черно-белая фотография в наручниках на запястьях высоко поднятых рук…