Все оттенки желаний

Крамер Марина

– Лори… приедем, и сразу в постель, я даже возражений слушать не стану – просто изнасилую, – бормочет он, тяжело дыша.

«Господи… какого хрена я делаю в этой машине с этим убоищем, а?» – вдруг посещает мою голову вполне здравая мысль. Я словно на секунду выхожу из тела и вижу себя со стороны. Зрелище отвратительное, если честно…

Такси останавливается около магазина, расположенного в том же доме, что и хозяйство Эдика, мы забираем ключи у кассирши и идем в подвал.

Там все по-прежнему – за неделю Эдик не соизволил даже убраться хоть немного. Сам обламываешься,

так заставь девку какую-нибудь – ну нельзя же в таком свинарнике дела-то делать!

Джеральд запирает дверь и прячет ключ в карман джинсов:

– Я помню, Лори, как ты свалила от меня в прошлый раз. Сегодня такого не будет – уйдешь, когда я позволю.

– Мне на работу вечером, Джер…

– До вечера еще дожить надо.

Ого! Хороша заявка…

Джеральд снимает с меня пальто и сапоги, здесь же, в прихожей, сдергивает джинсы. Я остаюсь в стрингах, чулках и в прозрачной черной водолазке, под которой больше ничего не надето. Джеральд облизывает губы и щурится:

– Лори, так нельзя. Ты какая-то холодная. Передумала?

– Нет.

На самом деле я уже совершенно не уверена в том, что хочу делать это – с ним. Но внутри что-то подрагивает – я ведь помню, каким фантастическим любовником оказался этот зверь, как мне было хорошо в его ручищах, привыкших разделывать мясные туши. Я помню, каким мягким и нежным стало его лицо, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня. Я почему-то готова простить ему все. Даже то, что он платил Косте. Это странно – Костю за это же самое я готова растерзать, разорвать на куски и ввергнуть в ад. А Джеру готова простить. Я больше не ощущаю никакой угрозы от него, наоборот, мне кажется, что безопаснее, чем с ним, мне уже не будет. И еще… Я понимаю, что если он позовет меня, я не буду раздумывать ни секунды, а просто встану и пойду туда, куда он скажет.

Я сажусь на стул посреди студии, расставляю ноги в стороны. Но на моем лице, видимо, написано нечто, заставляющее Джера прекратить представление. Он стаскивает меня со стула за руку и усаживается вместе со мной на кровать.

– Лори… ты мне не нравишься. Что происходит все-таки, а? У вас что-то с Костей случилось?

– Нет…

– Лори, не ври, я ведь просил. Это из-за меня?

«Ну, ты идиот! Разумеется, нет! – это из-за плохой погоды! Как будто не догадываешься… И бланш вон у тебя на скуле цветет – можно подумать, я не знаю, кто его тебе поставил!»

– Лори, не молчи, моя сладкая. Мы теряем время…

– Что – не терпится? – вдруг зло огрызаюсь я и встаю, сбрасываю водолазку и стринги. – Так годится?

Я подхожу к столбу и всовываю руки в веревочную петлю, свисающую вниз:

– Что ты сидишь? Сам сказал – теряем время! Ну и шевелись тогда!

Джеральд подходит ко мне и кривит губы в усмешке:

– Дура! Ты не представляешь для меня интереса, когда вот так себя ведешь. Я не люблю баб с гонором, который заменяет им мозг.

– Да? – усмехаюсь я. – Тогда зачем мы здесь? Или о книгах будем разговаривать? Ну давай, это абсолютно моя тема, могу часами разглагольствовать. Но, боюсь, тогда ты не сможешь реализовать свое желание – у тебя времени не хватит.

Он размахивается

и бьет меня по щеке. На секунду я глохну – очень больно. Пытаюсь вытащить руки – и не могу, я дернулась слишком сильно, и петля захлестнулась вокруг запястий. Джеральд усмехается:

– Попалась? Ох, Лори-Лори, что же ты такая непоследовательная-то? Сама позвонила, предложила – и теперь мечешься, как будто я тебя насиловать собрался.

«А то не собирался – минут двадцать назад, в такси?»

– Чего тебе неймется все время, а? Ну ведь так все хорошо было – что в первый раз, что потом…

Он замолкает и закуривает, я закрываю глаза и про себя ругаюсь матом – ну, какого черта, а?! Зачем я вообще ему позвонила, неужели решила отомстить Косте таким нелепым, да что там – откровенно тупым способом? Вот ведь дура, господи!

Джер внимательно наблюдает за тем, как меняется выражение моего лица, и усмехается, выпуская дым:

– Смешная ты, Лори. Так и думаешь, как на елку влезть и киску свою не занозить, да? Не бывает такого. А хочешь, я тебя сейчас отвяжу, и иди, куда в голову взбредет? Молчишь? Правильно: ты сама не хочешь уходить, потому что помнишь, как тебе со мной было. Помнишь, как вот на этой койке извивалась, да? И я помню.

Он встает и подходит ко мне вплотную. Я вижу, как нехорошо блестят у него глаза… Но больше всего напрягает окурок в руке… Он подносит его к груди и внимательно смотрит мне в глаза. Находящийся в паре миллиметров от кожи тлеющий бычок заставляет меня покрыться липким потом. Сказать я ничего не могу, закрываю глаза и пытаюсь расслабить тело – так будет меньше больно. Самое ужасное, что я понимаю – я готова терпеть. Готова терпеть все, что он сделает со мной, потому что, как ни странно, я ему доверяю. Доверяю так, как уже никогда не смогу доверять Косте.

Я жду боли от ожога. Но в ответ на мои приготовления слышу лишь хриплый смех. Я открываю глаза и вижу, как Джер докуривает и гасит окурок в пепельнице:

– Ну, ты и трусиха, Лори! Видела бы ты свое лицо – зеленое все… реально испугалась, что об тебя затушу? Нет, я не люблю, когда паленым пахнет. Да и шрамы потом такие стремные. Не бойся. Никогда не бойся меня! А ты такая классная, когда молчишь, – замечает Джер. – Я, правда, дураком себя чувствую – базарю в одинаре, ни ответа ни привета. Но это лучше, чем твои вечные подколки. А поговорить хочется… Мы же с тобой нормально и не пообщались ни разу. Давай так: ты мне пообещаешь, что не будешь тут сильно гонор демонстрировать.

Он садится напротив меня.

– Ты меня отвязать не хочешь, раз уж у нас собеседование? – интересуюсь я, с трудом заставив двигаться челюсть, и он морщится:

– Я ведь просил.

– Хорошо, не буду.

– Умница девочка… так что – давай, как у доктора? То, что Костя все о нас знает, я понял. – Он щупает синяк на скуле. – И даже знаю, что ты в партизанку играть не стала – выложила все добровольно. Сдала, так сказать, комиссара.

– Я себя сдала, а не комиссара…

– Ну и кому ты сделала лучше? Мне-себе-Косте? Нет. Тогда зачем? Жертва должна быть оправданной, Лори. А иначе это все ерунда.