Все по-честному
Шрифт:
– Я хочу писать!
– И я хочу!
– Неприлично про это говорить за столом!
– …ощущение, что им на головы сыплют песок, так что обойдемся розами…
– Миссис Дженнингс, положить вам…
– Что вы! Это же смерть для моей талии. Вы знаете, какая у меня была талия в возрасте Мэри Лу? Рюмочка – прелесть!
– Тогда, может, налить?
– Илси, дай мистеру Лапейну поесть спокойно.
– Джейк, отстань! Тиран!
– Я очень хочу писать!
– Пойдем, я тебя отведу.
– Положить кому-нибудь буженину и канапе с икрой?
– А правда, что
– Мама, Джонни описал весь унитаз!
– А Шерил дразнится!
– Слушайте, а где этот пес? Небывалое дело… Дэн, ты его стерилизовал, что ли? Не бывало еще такого, чтобы Барт не клянчил подачки со стола.
– Думаю он сторожит запекающееся мясо на кухне… Надо бы его вынуть. Дорогие гости, вы уже готовы к горячему?
– Мэри Лу, а мы с Сэмом его уже вынули.
– Вы просто молодцы… А ГДЕ БАРТ?!
Мэри Лу побледнела, по позвоночнику Дэна пополз неприятный холодок. Они выбрались из-за гудящего стола и рванули на кухню.
У Барта даже не было сил удрать. Абсолютно счастливая собака с раздутым, как барабан, пузом сыто икала над полуобглоданной бараньей ногой, истекавшей ароматным соком. Мэри Лу тихо ойкнула и начала сползать по стенке. Дэн подхватил ее и проникновенно пообещал:
– Я убью его. Хочешь – прямо сейчас. У нас же есть топор…
– И чем это поможет? Ноги-то нет…
– Варфоломей, скотина, как же тебе не стыдно?!
Барт лениво повилял хвостом и крепче обхватил передними лапами остатки пиршества. Он был сыт и счастлив.
К счастью, у них было полно выпечки к чаю, которая и пошла на ура. Аманда воспрянула духом и сообщила, что миндальный торт – лучшее средство от токсикоза, и попросила рецепт. Папа Лапейн растроганно разглядывал безе, посыпанное шоколадной крошкой, а дети дрались за разноцветные марципанчики в форме яблок, бананов и прочих фруктов.
И этот вечер, как и все на свете, подошел к концу. Когда рассосалась толпа в прихожей, и Дэн отнес заснувших племянников в машину, когда Илси миллион раз расцеловала свою уставшую до смерти дочь, когда икающий Барт прогулялся по газону вокруг дома, когда грязную посуду свалили в раковину и спрятали продукты в холодильник, когда сложили стол и подмели крошки с пола – вот тогда и наступила блаженная тишина.
Мэри Лу и Дэн сидели в полной темноте, держась за руки. Они очень устали, но думали сейчас не об этом. Оба чутко прислушивались к молчанию друг друга.
Что-то назревало в воздухе. Горячее и жаркое, невыносимо прекрасное – и опасное.
А потом Мэри Лу вдруг сказала спокойно и просто:
– Дэн, я тебя люблю. Люби меня. Пожалуйста! Сегодня ночью я хочу быть с тобой…
15
Он не запомнил ни одного мгновения той ночи. Он сам был – ночь.
Она не знала, сколько прошло времени и сколько раз Дэн возносил ее на вершины блаженства. Она сама была – блаженство.
Они любили друг друга до изнеможения, до полного опустошения, до крови на искусанных губах, до обессиленных
Они заснули в объятиях друг друга, и луна заливала их обнаженные тела серебром и покоем.
Утром Мэри Лу своровала еще пять минут счастья. Это когда – проснуться и уже знать, что все кончено, но все-таки еще немножечко погреться в кольце этих прекрасных рук, послушать, как ровно дышит утомленный тобой мужчина, улыбнуться и затрепетать при воспоминании о том бешеном, неконтролируемом взрыве, который вознес их обоих к тем небесам, на которых ангелы…
Она осторожно выбралась из постели, торопливо подсунула Дэну подушку вместо себя и беззвучно засмеялась, потому что Дэн очень смешно нахмурился и сурово прижал подушку к себе, не просыпаясь.
Потом она поцеловала сияющий алмаз, сняла кольцо и осторожно положила его на прикроватную тумбочку.
Сборы заняли мало времени. Цветы останутся здесь – заберет со временем, а то и подарит Дэну, он ведь неплохо умеет за ними ухаживать.
Она погладила по голове сонного Барта, и пес приветственно стукнул хвостом об пол.
Мэри Лу Дженнингс вскинула сумку на плечо и вышла на улицу, залитую солнцем первых мартовских дней.
Слез не было. Не было и тоски. Не было ничего. Мэри Лу была легкой и невесомой, как воздушный шарик, наполненный гелием. Все ее тело пело от ощущения этой легкости, а душа… душа привыкнет ко всему. В том числе и к этому.
Она все-таки станцевала со своим Прекрасным Принцем на балу и прожила с ним долго и счастливо… целую ночь. Целая ночь любви и счастья – разве этого мало? Иные проживают всю жизнь, так и не узнав, что это такое…
Мэри Лу шла и улыбалась. Весенний ветерок шевелил темные локоны, и блестели черные глаза алмазами невылившихся слез – радостных слез, светлых слез.
Надо жить дальше. Даже если жить придется без Дэна Лапейна.
Надо отдать Дэну должное, он не стал метаться по квартире, названивать Лори, Илси и всем прочим. Он как-то сразу все понял. По тишине в квартире, по открытой настежь двери в спальню Мэри Лу… А главное, по сверкающему кольцу, лежащему в черном бархатном футляре на прикроватной тумбочке.
Она все-таки сделала по-своему, маленькая гордая Мэри Лу Дженнингс. Она выбрала свободу. Дэн не смог заставить ее полюбить его.
Он не сомневался в том, что этой ночью ей было с ним хорошо. Объяснить – не объяснил бы, просто знал, что это так. Но теперь Мэри Лу ушла. Навсегда. Можно сколько угодно потрясать бумажками семилетней давности, можно составлять все новые брачные контракты – она свой выбор сделала.
Дэн повел себя как взрослый и умный мужчина. Рассудительно и спокойно. Побрился, принял душ, позавтракал остатками вчерашнего пира, вымыл посуду, надел костюм и тщательно завязал галстук. Потом вспомнил, что не гулял с Бартом, накинул спортивную куртку и вышел во двор. Барт носился по газонам, а Дэн стоял и смотрел в бирюзовое весеннее небо. Думал о Мэри Лу и о том, что больше никого ему не надо. Ни блондинок, ни брюнеток… Ни других невест.