Все повести и рассказы Клиффорда Саймака в одной книге
Шрифт:
Он выглянул из окна в пустой мир. Соседские дома уже пропали. Их хозяева не имели с ними такой тесной связи, какая существовала между ним и этой комнатой. Соседи интересовались слишком многим, их внимание рассеивалось, и мысли в отличие от него не были сконцентрированы на участке размером четыре на три квартала или на комнате площадью четыре с половиной на три с половиной метра.
Господин Чэмберс продолжал смотреть в окно. И вдруг глазам его вновь предстало странное видение. Оно было тем же, что и прежде, и одновременно несколько иным. На
И это лицо… Лицо, исполненное значения, силы, космического знания и зла…
Господин Чамберс повернулся и снова обвел взглядом комнату. Часы тикали медленно, размеренно. Серая мгла постепенно захватывала пространство. Первыми ее жертвами стали стол и радиоприемник — они просто растворились, а с ними и один из углов комнаты. Странно, но их отсутствие воспринималось как нечто естественное, давно предопределенное. Возможно, если бы он напрягся и подумал о них, они бы вернулись. Но зачем? Человек не в состоянии в одиночку противостоять неодолимому наступлению пустоты.
Интересно, как выглядела бы пепельница-слон в другом измерении? Конечно, она уже не будет пепельницей, а радиоприемник не будет радиоприемником. Вполне возможно, что там вообще нет ни пепельниц, ни радиоприемников, ни слонов.
А как, кстати, будет выглядеть он сам, после того как в конце концов плавно утечет в неизвестность? Ведь он тоже материален и в этом смысле мало отличается от пепельницы или радиоприемника. Сохранит ли он свою индивидуальность? Останется ли личностью? Или вторгшееся в этот мир чуждое измерение превратит человека в какую-нибудь вещь?
На все эти вопросы ответ был один: «Не знаю».
Пустота наступала, проедая себе путь по комнате, подкрадывалась к нему. А он ждал ее, сидя в кресле под лампой.
Комната — точнее, то, что от нее осталось, — погружалась в наводящую ужас тишину.
Господин Чэмберс вздрогнул. Часы остановились. Забавно… впервые за двадцать лет…
Он вскочил с кресла, но тут же опустился в него снова.
Часы не остановились.
Их не стало.
Господин Чэмберс ощутил покалывание в ногах…
Инструменты
Венера сломила многих. Теперь она принялась за Харви Буна, и хуже всего было то, что Бун знал это, но поделать ничего не мог.
Впрочем, виновата тут была не только Венера. Немало поработал и Арчи — штуковина в говорящей банке. Пожалуй, не правильно называть Арчи просто штуковиной. Арчи следовало бы называть «оно» или «они». Несмотря на то что люди разговаривали с ним и изучали его почти сотню лет, в действительности никто толком
Харви Бун работал на Венере официальным наблюдателем от Института Солнца. Отчеты, которые он регулярно отправлял на Землю с ракетами, нагруженными радием, пополняли и без того огромный банк данных об Арчи. Данных, которые практически ни о чем не говорили.
Венера и сама по себе достаточно плоха. Люди гибнут от малейшей трещины на скафандре или неполадок радиевого щита. Но эта планета умеет убивать и иначе. У нее были способы получше, а точнее говоря, похуже.
На любой чужой планете трудно жить и оставаться в своем уме. Да и слово «чужой» мало что объясняет, пока человек не столкнется с этим лицом к лицу и не получит между глаз.
Венера — чужая вдвойне. Некоторым постоянно кажется, будто кто-то следит за ними, следит все время и ждет, только вот непонятно чего.
На Венере все время что-то крадется за тобой, оставаясь на самой границе тени. Тебя не покидает чувство, что ты здесь чужой, не к месту, незваный гость. Что-то постоянно давит на психику, и нередко люди начинают сами искать смерти или, еще того хуже, превращаются в живых мертвецов.
Харви Бун сидел, съежившись в кресле, в углу лаборатории и то и дело прикладывался к бутылке с виски, пока Арчи хихикал над ним.
— Что-то с нервишками? — осведомился он, — Совсем расшатались?
Бун запрокинул бутылку, рука его дрожала. Даже глотая виски, он не сводил горящих ненавистью глаз с банки из свинцового стекла.
Бун знал, что Арчи говорит правду. Даже в его затуманенный алкоголем мозг могла не проникнуть очевидная мысль — он сходит с ума. Он видел, что Джонни Гаррисон, начальник станции, наблюдает за ним. И доктор Стил. Док был психологом, а уж если он начинал следить за кем-то, это означало, что тому пора было браться за ум. Ведь слово доктора — закон, по крайней мере должно быть законом.
Раздался стук в дверь, и в комнату уверенной походкой вошел доктор Стил.
— Доброе утро, Бун, — сказал он. — Привет, Арчи.
Арчи откликнулся механическим, безжизненным голосом.
— Налей себе выпить, — предложил Бун.
Док отрицательно покачал головой, достал из кармана сигару, взял нож и аккуратно разрезал ее пополам. Одну половинку он положил назад в карман, а вторую сунул в рот.
— Ты что, никогда не закуриваешь? — раздраженно спросил Бун.
— Нет, — весело ответил док, — предпочитаю так. Как дела, Арчи? — продолжал он.
— Вечно ты задаешь мне этот вопрос, док. — Несмотря на механическое жужжание, в голосе Арчи слышались ворчливые нотки. — Что может со мной случиться? Я всегда в полном порядке.
— Почему-то я все время забываю, что ты особенный, — рассмеялся док. — Хотел бы я, чтобы и люди были такими же. Парни, как я, им были бы вообще не нужны.
— Молодец, что зашел, — проскрипел Арчи, — с тобой всегда приятно поболтать. С тобой у меня никогда не возникает ощущения, что ты что-то вынюхиваешь.