Все повести и рассказы Клиффорда Саймака в одной книге

Саймак Клиффорд Дональд

Когда Латимер поднялся вновь к себе в комнату, уже занимался рассвет. Он устал до изнеможения и понимал, что теперь способен заснуть. Но все равно, прежде чем лечь, постоял у окна, глядящего на березовую рощу и берег. Над водой поднимался слабый туман, и все вокруг приобрело нереальный, волшебный вид.

Доисторическая Северная Америка — так считает философ, и, если он прав, шансов вырваться отсюда в знакомый мир очень и очень мало. Для этого надо проникнуть в секрет — или овладеть технологией — перемещений во времени. Кто же, хотелось бы понять, мог расколоть эту тайну, создать технологию? И кто, создав нужную технологию, мог использовать ее для нелепой цели заточать людей во времени?

В Массачусетском технологическом, припомнил

Латимер, был чудак, потративший лет двадцать, если не больше, на то, чтобы найти точное определение времени и хотя бы приблизиться к пониманию, что это такое. Но то было давно, а потом чудак пропал из виду или, по меньшей мере, с газетных страниц. В свое время о нем пописывали, как правило, с нескрываемой иронией, потом перестали. Впрочем, поправил себя Латимер, чудак из Массачусетской техноложки тут, наверное, вовсе ни при чем — могли быть и другие ученые, исследовавшие ту же проблему, но, к счастью для себя, избегшие внимания прессы.

Довольно было задуматься на эту тему, и Латимер ощутил волнение: он увидит Америку первобытной поры, увидит континент задолго до белых первооткрывателей, до викингов, Каботов, Картье [37] и всех прочих! Хотя, наверное, тут есть индейцы — забавно, что Джонатон не упомянул про индейцев.

Не отдавая себе в том отчета, Латимер уставился на маленькую группу берез. Две из них росли чуть позади крупного, футов пять в высоту, валуна — по разные его стороны. Третья береза выбрала себе место тоже позади валуна, но немного выше по склону и как бы на равном расстоянии от двух других. Казалось бы, ничего особенного: березы часто собираются группами по три. И все же в этой группе было, видимо, что-то странное, привлекшее его внимание, но если и была странность, то больше не проявлялась, во всяком случае, уловить ее больше не удавалось. Тем не менее Латимер не отводил взгляда от трех берез, недоумевая, что же такое он подметил и подметил ли что-нибудь вообще.

37

Джон (Джованни) Кабот, итальянец на британской службе, и его сын Себастьян в 1497–1498 годах вышли к Ньюфаундленду и обследовали восточное побережье Северной Америки. Французский мореплаватель Жак Картье в 1534–1535 годах обогнул Ньюфаундленд с севера и открыл побережье Лабрадора и реку Святого Лаврентия.

На его глазах на валун опустилась прилетевшая откуда-то птичка. Птичка была певчая, но какая именно, не разобрать — далеко. Он лениво наблюдал за птичкой, пока та не вспорхнула и не улетела.

Не удосужившись раздеться, лишь сбросив с ног ботинки, Латимер пересек комнату, повалился на кровать и забылся едва ли не раньше, чем голова коснулась подушки.

Когда он проснулся, был почти полдень. Умылся, причесался, с бритьем возиться не стал и, слегка пошатываясь, спустился вниз: стряхнуть с себя дурман чрезмерно крепкого сна было не так-то просто. В доме никого не оказалось, но в столовой был оставлен один прибор, а на буфете — завтрак, накрытый салфетками. Он выбрал себе почки и яичницу-болтунью, нацедил чашку кофе и перешел к столу. Запах пищи разбудил волчий аппетит, он съел все до крошки, сходил за добавкой и уж конечно за второй чашкой кофе.

Наконец он вышел на воздух через дверь заднего фасада, но и тут никого не увидел. К берегу, как и вчера, сбегал поросший березами склон. Издалека слева донеслись два хлопка, похожих на выстрелы. Наверное, кому-то захотелось поохотиться на уток или на перепелов. Говорил же Джонатон, что здесь отличная охота.

Чтобы достичь берега, пришлось осторожно пробираться сквозь нагромождения камней. Мелкая галька хрустела под ногами. Набегающие валы разбивались о беспорядочно разбросанные валуны, и даже в сотне ярдов от воды на лицо оседала влага — пелена мельчайших брызг.

Под слоем гальки что-то слабо сверкнуло, и Латимер наклонился,

заинтересованный. И лишь нагнувшись совсем низко, понял, что это агат размером с теннисный мяч. Одна из граней была сколота — именно она, мокрая от брызг, и посылала неверный восковой отсвет. Он подобрал камень и принялся полировать, счищая налипшие зернышки песка и припоминая, как мальчишкой искал агаты по заброшенным гравийным карьерам. Здесь, на берегу, совсем рядом с первым агатом отыскался второй, а неподалеку, в сторонке, третий. Ковыляя на корточках, он подобрал все три камня — второй был чуть побольше первого, третий чуть поменьше. Он вглядывался в них как встарь, любуясь изяществом их структуры, ощущая вновь, через столько лет, нервную дрожь, какую испытывал всякий раз, когда находил агаты. К тому времени, как он уехал из дому в колледж, у него набрался целый мешочек агатов, припрятанный в углу гаража. Кто бы мог подсказать — что сталось с этими камушками потом?..

Внезапно из-за валунов, громоздящихся в нескольких ярдах от Латимера, показалось нечто диковинное и направилось вперевалку к воде. Птица ростом дюймов в тридцать, отдаленно напоминающая пингвина. Оперение в верхней части туловища было черным, в нижней — белым, и глаза окольцованы большими белыми кругами. Крохотные крылышки покачивались на ходу. А клюв был острый и тяжелый — грозное ударное оружие.

Не оставалось сомнений: он видел большую бескрылую гагарку, птицу давно вымершую, но в свое время распространенную от мыса Код до самого севера Канады. Матросы Картье, истосковавшиеся по свежему мясу после однообразного морского рациона, забивали их дубинками по сотне за раз, одних поедая без промедления, а других засаливая впрок в бочонках.

За первой гагаркой из-за камней показалась вторая, потом еще две подряд. Не удостоив человека вниманием, они пересекли вперевалочку полосу гальки, добрались до воды, нырнули и беззаботно поплыли прочь.

Латимер, не вставая с корточек, следил за птицами как зачарованный. Да, Джонатон предупреждал, что он встретит их на берегу, но одно дело — знать, что они тут водятся, и совсем другое — увидеть их воочию. Теперь он твердо, как никогда ранее, уверился в том, куда его занесло.

Где-то слева громыхали редкие выстрелы, но иных вестей о себе другие обитатели дома не подавали. Вдали, прижимаясь к самой воде, пронеслась стайка уток. Усыпанный галькой берег навевал чувство покоя — подумалось, что такой покой человек знавал лишь в те давние годы, когда Земля была еще почти свободной от человечества, когда на ней оставалось место, где покой мог угнездиться, где его некому было спугнуть.

Сидя здесь, на берегу, Латимер припомнил странную группу берез и вдруг, без всякого явного повода, сообразил, что же в них было странного, приковывающего внимание: обостренный взгляд художника уловил искажение перспективы. Нахмурясь, он старался развить догадку, решить, что же именно делало перспективу искаженной. Но что бы там ни было, сейчас прийти к четкому выводу не удавалось.

Латимер приметил еще один агат и сделал несколько шагов, чтобы подобрать камень, потом высмотрел чуть дальше по берегу еще один. Выходит, тут был девственный, нетронутый рай для охотника за минералами. Он сунул добычу в карман и зашагал вдоль берега, но, примечая другие агаты, уже не останавливался. Когда-нибудь позже он, если приведется, посвятит азартной охоте за агатами несколько часов.

Когда он наконец покинул берег и пошел вверх по склону, то сразу же увидел Джонатона: старик сидел в кресле на веранде, обегающей задний фасад. Преодолев подъем, Латимер нашел себе такое же кресло и сел рядом.

— Видели гагарок? — осведомился Джонатон.

— Целых четыре штуки, — ответил Латимер.

— Бывает, что берег кишмя кишит ими. А бывает, что неделями ни одной не встретишь. Андервуд и Чарли пошли поохотиться на вальдшнепов. Наверное, вы слышали выстрелы. Если охотники не замешкаются, у нас на обед будет жаркое из дичи. Вы когда-нибудь пробовали вальдшнепа?