Все прелести Технократии
Шрифт:
Вспышка: датой-шаман с тремя личными воинами, отдавшими ему свою суть, свою ариль, – это смерть. Сама смерть, спустившаяся на землю, чтобы получить свой долг. «Датой» – значит «взявший в займы». И возвращающий во много раз больше…. Пришла пора вернуть долги…. Все сполна…. Рядом, среди мокрых зеленых стволов ненавистного леса прорубают дорогу его сокружники: воин не ходит кривыми путями.
Вспышка: Второй Круг решил забрать ему причитающееся…. И они забрали…. Аталь не спасли ни безупречные стрелки, ни выверенные узоры,…. Кто лучше торков, разговаривающих с сутью вещей, может рвать на части любое сущее на этом свете? И неважно,
Вспышка: Проклятая темнота…. Где его воины? Кто ты? Пятно света вдали коридора…. Аталь больше нет, они все полегли там, у входа в тоннель….. Четвертый Круг? Хриплый лай сбоку говорит, что они ушли. Все…. А кто тогда ты? Датой? Да. Возвращаемся? … Поздно, уже некуда…. К аталь пришла подмога, а им помогать некому….
Вспышка: их трое, все амулеты давным-давно закончились или рассыпались трухой за светящимся пологом, не дающим творить ни одному шаману или халь в его пределах…. В коридоре свистит оперенная смерть, тут не нужно магии, они погибнут и так…. но это вы, зеленые слизняки так думаете…. Взять руками и оружием датой-шамана можно только отрубив себе эти самые руки…. Вперед, братья….
Вспышка:
– Уходи, – это даже не хрип, это скрежещущий шелест иссушенной травы…. Темный силуэт, звериный обугленный оскал. Кто это? Он помнит его, это Заллак, церат-шаман, Несущий слово Первого Круга. Вот уж никогда бы не подумал, что он останется. Останется и будет закрывать собой их всех…. – Уходи, я прикрою. Тут мы не сможем сделать ничего. Наше время кончилось….
– Я не могу, – Баррокаин из рода Истадуч не побежит. Он вернет смерти все свои долги, как обещал когда-то…. Себя – тоже. – И не уйду. Там не моя смерть.
За их спинами скручивается в жуткий узел переплетение энергетических линий этого мира. Одно из…. А за ним висит прямоугольник портала. Ведущий… в ловушку. Вот тут их и обманули. Там должна была быть Дверь. А вместо нее…. Датой-шаман, воин, не боящийся ничего в пределах живущего мира, отворачивается, не в силах смотреть на голодные волны зеленого полумрака, готовящиеся принять и растворить в себе очередную жертву….
– Я не могу, моя смерть ждет меня здесь.
– Там не смерть, – шелест далекой травы становится все тише, силы Заллака кончаются, и с ними кончается защитный узор, не пускающих никого к их последнему разговору…. – Там не-жизнь. Не-жизнь, по которой ты сможешь вернуться …. Вернуться сюда. Или туда, куда захочешь… или куда сможешь… или не сможешь…, но я помогу. Иди. Там есть шанс. А ты… Отныне ты не только датой…. Ты должен теперь не только смерти….
Горящие глаза церат-шамана ярко вспыхивают, бросая Баррокаина спиной вперед в терпеливо ожидающий его провал портала…. Боль.
Вспышка: смыкающиеся над ним зеленые волны полумрака. Боль и крик. И летящий вслед узор – последний подарок уходящего церат-шамана. Его ариль, его жертва и его мощь. И в довесок – проклятье памяти: Баррокаин не сделал того, зачем шел. Они не сделали. Никто не сделал…. А заканчивать этот путь будет один – Баррокаин зуф Истадуч-он, датой-шаман Второго Круга Шаманерии. Он и вправду должен…. Хотя бы ради семьи….
Вспышка: торквани, его родная, единственная на всю жизнь торквани…. И токрварилли. Дочь…, доченька…..
Вспышка! Вспышка! Вспышка!
– А-агр-р-р-р-р-а-айа-а…, – тишину облачного дня прорезал полный боли
Тем более, если он вспомнил. Все вспомнил. И теперь у него одна задача – вернуться назад. Туда, где его ждут. А его ждут, в этом он не сомневался: полумрак живет по своим законам. И если его попросить, он выпустит тебя там и тогда, где ты его попросишь. Только надо уметь просить. Баррокаин медленно закрыл глаза, ища взглядом верный узор, которые оберегал его все это время: спасибо тебе, оставшийся в изумрудной круговерти боя церат-шаман, оставивший после себя только имя. И отдавший все остальное…. Спасибо тебе. Теперь он знает, как разговаривать с полумраком….
Маленький, бритый, несуразный человечек в захламленной комнате согнулся и свел вокруг себя руки странным, неестественным жестом, захватывая свое тело в невозможное по геометрии кольцо.
– Зуф идла таррок. Гагон ишал харрог….
Дом наполнился жуткими тягучими словами, которые ритмичными волнами расходились по нему, заползая во все щели старой постройки, прогоняли из углов все замешкавшиеся тени, вгоняли в оторопь всю насекомую мелюзгу, имевшую неосторожность не исчезнуть вовремя.
Притопывая ногами, Баррокаин закрутился по комнате. Постепенно его кружение стало почти невидимым глазу.
Хлопок. Шаман разорвал сцепление рук.
– Грай! – дом содрогнулся от основания до крыши. – Грай!
Верный узор полыхнул нестерпимым светом, и тело шамана начало таять на глазах. Минута – и от него остался всего лишь контур. Тонкий, еле видимый контур, неверно переливающийся в лучах двух солнц. Потекло время.
Старый дом, вздернутый всеми этими волнами и вспышками, в немом изумлении замер, наблюдая за происходящим. Дом был один – ни одна живая душа не рискнула остаться рядом с творящим свои ритуалы шаманом. И поэтому, кроме него, никто не увидел, как полупрозрачные линии контура опять налились жизнью, обрисовали бьющееся в судорогах тело, и выплюнули на пол небольшого человечка с вытаращенными глазами.
Дом присмотрелся и облегченно вздохнул: ф-фух, хозяин вернулся. А на пыльном, сбившемся на сторону ковре, лежа на боку, хрипел Баррокаин зуф…. Нет, дом присмотрелся и решил, что все же это никакой не Баррокаин и не зуф…. Это же просто его прежний хозяин, Рудольф. Ну, на крайний случай этот, как его, новый – Барок. Дом облегченно скрипнул всеми полами: пронесло.
Из-за уносящихся прочь туч на небосклоне настороженно высунулся луч. Осторожно заглянул в комнату, обежал лежащее на полу тело, несмело прикоснулся к нему. Подобрался к лицу, заглянул и отпрянул: лежащий на боку мужчина открыл глаза. И радостно запрыгал вокруг, рассыпая блики по царящему в комнате беспорядку: взгляд мужчины был прежним. Мир вернулся на круги своя.
– Бари…, – тихий шепот Рудольфа защекотал почти парализованное сознание Барока. – Бари, ты жив?
– Нет, – Барок не знал, зачем он отвечает, усталые слова сами собой сорвались с языка. Хотя, причем тут язык, когда они разговаривают между собой в одной и той же голове? Да как же оно все достало…. – Не жив. Я умер, ты тоже, и наконец-то нас ничего не связывает. Исчезни.
– Бари, ты не умер, – выдал «вселенскую тайну» Рудольф. – Мы с тобой опять тут, в нашем теле….
Барок криво улыбнулся на это «нашем».