Все прелести Технократии
Шрифт:
Мир тем временем продолжал плыть, двигаться. Вот сквозь тающий морок кошмаров начали проступать знакомые стены коридора. Его коридора. Они медленно двигались, и вместе с ними двигалось чье-то склонившееся над Донкатом лицо.
Степа моргнул узнавая.
– Шойс? – Степин голос прозвучал хрипло и слабо. – Куда ты меня тащишь?
– Вперед! – голос сакса гудел, как колокол. – Там Элечка с Селеной, а ты тут в обморок собрался заваливаться. Нашел время….
Степа чуть было не задохнулся от такой наглости, а потом моргнул и осознал, что весь
Да что такое происходит? Ведь, не будь белого тумана, Степа, скорее всего, пошел бы туда, куда звала его эта треклятая решетка. Кстати, а куда она его все-таки звала? И кого еще? …
Донкат замер и рядом с ним неуклюже затоптался Декстер, споткнувшийся о замершего Степу. Кого еще? Кого еще?!
– Селена! – Сдернув с места вообще уже ничего не понимающего сакса, Степа рванулся вперед изо всех сил. Никогда еще дверь их кабинета не казалась ему такой тяжелой и неповоротливой.
Они успели….
Две фигуры стояли навытяжку перед померкшей картиной. Даже от двери было видно, что картина мертва. Потемневшие краски, черная, как будто обуглившаяся рама, темная полоса вместо переливающейся ленты со странными письменами.
– Селена, – выдохнул Степа.
– Эля, – оглушил Донката бас Декстера.
Они подбежали к стоящим женщинам и, не сговариваясь, схватили их за руки, развернули к себе.
Они не успели….
– Селена, проснись, что с тобой? – Степа тряс девушку, пытаясь увидеть хоть отклик, хоть какое-то чувство.
Селена открыла глаза, и Донкат чуть в обморок не грохнулся от облегчения. А потом чуть не грохнулся повторно – от ужаса. Селены не было.
– Да? – вместо нее была кукла.
Просто кукла, робот, пустышка. Она могла смотреть, могла говорить, могла даже двигаться. Но это была не она. Не Селена.
– Эля, что с тобой?!
Враз помертвевшему Донкату не надо было спрашивать Декстера, то же самое у него, или нет. Он и так знал. Из пустых глаз той, что еще минуту назад была его любимой, на Степу смотрела то самое небытие, которым он тоже должен был стать. Ему была уготована та же участь. Но его спас туман. Его спасло «Белое место». А почему оно не спасло Селену? Или это от того, что Степе с самого начала не глянулись эти картины?
Тяжело хлопнула дверь: это в кабинет ворвался Равазов. Влетел и замер, глядя на полные ужаса лица Донката и Декстера.
– Что? – Степа повернулся к нему просто так, даже не отдавая себе отчет, что он с кем-то говорит.
– Там в залах несколько десятков случаев поражения от картин, – с каждым словом Равазов говорил все тише и тише, видя, что тут происходит что-то странное. Он окончательно замолчал, увидев состояние, в котором находились Селена с Элечкой.
– Такие же, как у вас.
Степа повернулся обратно.
– Селена, ты меня слышишь?
– Да.
КосмоБог,
– Селена!
– Эля!
Без толку. Декстер со Степой просили, умоляли, звали. Хлопали по щекам, трясли за руки, прижимали к себе, целовали – ни-че-го. Перед ними так и остались две пустых оболочки. Оживленные куклы, не способные ни на какие эмоции. Да, они узнавали Степу и Шойса. Они даже здоровались. Вот только от таких приветствий на глаза наворачивались слезы. Ни Селены ни Элечки больше не было в этом мире. Степа с острой болью вспомнил две искры, промелькнувшие перед ним во время боя (если его можно назвать так) с решеткой. Неужели?
Он схватился за картину, и с проклятьем отбросил ее. Пустышка. Мертвечина. Даже не пустая картинка – на самом деле мертвый материал. Буквально. Ни полотно, ни рама больше не были собой. Теперь это были два безжизненных куска непонятно чего, чья пустота чувствовалась даже руками. Неведомое «нечто» забрало с собой все, что можно. Любой намек на жизнь.
Донкат развернулся. Но почему живы Элечка с Селеной?
Многострадальная дверь кабинета распахнулась с пушечным грохотом, отлетев в сторону, как будто сделанная из тонкой фанеры.
– Селена, Степа, Декстер, Эля!
На пороге возникла плотная фигура Соловья. Черная коса метнулась из стороны в сторону, блеснул полированный череп: космоштурм изучал диспозицию.
– Степа!
Донкат повернулся. Соловей, сдирая с уха пластину супер-фона и морщась, мгновенно оказался рядом с ним. Взял за плечи, заглянул в глаза. Повернул к свету, попытался проверить пульс. Короткий взгляд на Селену, Элечку – и обратно, к Степе.
– Я жив, – монотонно сообщил Степа. Ему сейчас было все равно.
– Нет, только не это, – выдохнул Соловей и повернулся к саксу. – Шойс, ты-то как?
– Как-то, – нахмурился Декстер.
– Ну хоть что-то, – облегченно выдохнул космоштурм. – Хоть кто-то. Что с ними?
Он кивнул головой на Степу.
– Ничего, – пожал плечами сакс. – С ним, ничего.
– Я жив, – еще раз подал голос Донкат.
– Все вы живы, – горько отозвался Соловей. – Только толку с того?
– То есть? – Степа подвынырнул из своего страдания. – Это что, не только с нами произошло?
– Если бы, – с той же горечью ответил космоштурм и резко развернулся к нему. – Так ты в порядке?
– Ну да, – Степа развел руками. – Я же сказал.
– И что ты сказал? – Соловей в любой ситуации останется собой.
Ну, почти в любой. На твоей могилке он, конечно, уронит скупую космоштурмовскую слезу, но раз все в порядке, то никаких скидок на душевные муки не жди.
– Это все говорят, – в голос Соловья вернулась привычная полуирония. Только с оттенком горечи. – И ведь не придерешься – на самом деле живы. Вот только как-то не радуется с этого. Это не люди уже. А ведь это были не просто лю….