Все против всех
Шрифт:
Стоит, пожалуй, лишь добавить, что уральские и сибирские повстанцы так и не сложили оружия. С боями прорвались они через границу и ушли в Китай, на соединение с белогвардейской Оренбургской армией. Трагический финал этой армии в Монголии я уже описывал.
Была ли крестьянская борьба тех лет напрасной? Едва ли. То, что большевики в 1921 году спасовали, пошли на отмену продразверстки, на введение НЭПа, то, что они на десять лет оставили идею раскулачивания, следствие отчаянного сопротивления российской деревни. И не вина крестьянства в том, что режим, дав ему расслабиться, поверить в свою победу, затем смог нанести в 1929–1930 годах предательский удар под дых. Удар последовал, когда у крестьян не было в руках оружия и на горизонте уже не маячили ни белые, ни зеленые. Никто, кто мог бы
Вот что стоит вспомнить, когда мы снова читаем привычный лозунг: «Земля — крестьянам».
Каста должна быть разрушена.
Интеллигенция в послеоктябрьских бурях
Среди многих мемориалов классам, нациям, сословиям, социальным группам России, так или иначе пострадавшим в революционные годы, одиноко и скорбно возвышается памятник интеллигенции. О том, какая ей выпала доля, можно даже особо не распространяться — отношение к этому социальному слою пережило революцию, гражданскую войну и все, что за ними последовало.
Вряд ли нужно объяснять тому читателю, которому за тридцать, что в советские годы само слово «интеллигенция» (чаще всего с эпитетом «гнилая») было эквивалентом презрительного ругательства, что ей было марксистской наукой отказано в праве называться не то что «классом», но даже «социальной группой».
Было придумано определение «общественная прослойка», и слово это «прослойка» — также немедленно приобрело уничижительный оттенок. Императивом официальной идеологии стала фраза из толстовского «Хождения по мукам»: «Вас, интеллигентов, надо перевоспитывать!» — со всеми вытекающими отсюда последствиями. К слову, китайский ГУЛАГ в годы Мао назывался «лагеря перевоспитания» (вот так!).
Наконец, материальная дискриминация интеллигенции не умерла и досель. Вопиющий пример: советские музыканты, одни из самых высоко котирующихся в мире, были одновременно и самыми низко оплачиваемыми в мире — здесь мы переплюнули даже Эфиопию, Гаити и Папуа — Новую Гвинею. Думаю, представители других интеллигентских профессий — учителя, врачи, «простые инженеры» и прочие — могут с успехом дополнить сей «обвинительный акт».
Однако вопрос об интеллигенции сложнее и глубже, чем может показаться на первый взгляд. Дело в том, что — как показывает самый беглый экскурс в прошлое — этот общественный слой никогда, ни при каких режимах и правительствах, не ходил в фаворитах, по крайней мере в России. Судите сами: средневековые предшественники интеллигенции — интеллектуалы из духовенства — начиная как минимум с XV века определяются в своей оппозиционности к власти великих князей московских либо пополняя собой ряды еретиков. Таковы братья Курицыны, одни из наиболее просвещенных людей в окружении Ивана III, одновременно вожди так называемых «жидовствующих» в конце XV века или жившие полувеком позже российские предтечи протестантизма — Феодосий Косой и Матвей Башкин.
Другие, требуя от государства гордого права на духовную независимость, отказываются от имущественных притязаний. Совсем как нестяжатели, следовавшие евангельскому «Отдайте кесарю кесарево, а Божие — Богу!».
Третьи напрямую вступают в интеллектуальный и этический поединок с властями, как Назарий Новгородец в XV веке и Вассиан Патришев в ХVI веке. И государство отвечало им «полной взаимностью»: все вышеупомянутые деятели были или убиты — сожжены, как Курицыны и Башкин, замучены, как Назарий или Вассиан, или, в лучшем случае, сосланы. Это, заметим, еще до опричнины. Сформировавшаяся приблизительно в Петровскую эпоху собственно интеллигенция проходит аналогичный путь. Разве что эпоха Просвещения вносит некоторые гуманные коррективы, и Ломоносов, Новиков и Радищев не горят, а только «сидят».
В XIX веке общий нонконформистский настрой интеллигенции по отношению к официозу несомненен: даже если многие деятели культуры декларативно солидаризировались с официальной идеологией, их эпистолярное наследство и особенно творчество убедительно свидетельствует об обратном. Наиболее показательный в этом плане пример — наш земляк
К Серебряному веку эта тенденция еще более усиливается: в рядах почти всех формирующихся в начале XX века политических партий, разумеется оппозиционных, мы встречаем интеллигентов: социолога П. Сорокина среди эсеров, историка П. Милюкова и великого ученого В. Вернадского среди кадетов. Даже в пресловутой «черной сотне» мы встречаем художника с мировым именем — В. Васнецова. И отношение правящей верхушки соответственное: вряд ли случайно, что во время подавления Краснопресненского восстания — как известно, рабочего — в декабре 1905 года карателям из лейб-гвардии Семеновского полка зачитали приказ, где зачинщиками «бунта» объявлялись… студенты! Привычный образ врага! И результат — всех, кто был в студенческой униформе, на улицах Москвы убивали на месте. И среди множества погибших абсолютно безвинных студентов оказался, в частности, племянник прославленного композитора А. Лядова.
Так что и раньше, в «проклятое» (или «золотое», как хотите) царское время, интеллигенция не пользовалась доверием власти. Кстати, именно этот факт служит сегодня поводом для воплей «патриотической» прессы о том, что-де интеллигенция, причем непременно «оторвавшаяся от корней», «русофобская», «пропитанная гнилым духом Запада» (чувствуете запашок 1948 года — времени так называемой борьбы с космополитизмом незабвенной памяти «дяди Иосифа»), так вот, именно интеллигенция якобы и развалила Россию.
Авторы подобного вывода явно не хотят замечать оскорбительности сего утверждения не для интеллигенции, но для России: в самом деле, что это за страна и система власти, если ее можно разрушить нормальной духовной жизнью, да еще художественной и интеллектуальной культурой мирового значения. А что в России была именно мирового значения культура, вряд ли нужно доказывать. Или прав был Ильич, говоря: «Стена, да гнилая: ткни, и развалится»? Что же касается пресловутой оппозиционности интеллигенции, то, думается, это есть неотъемлемое качество настоящей интеллигенции, исходящее из самого главного ее занятия — думать. Думать и делать выводы не всегда лицеприятные, но зато обладающие качеством, если хотите, диагноза. Об этом прекрасно писал и говорил А. Солженицын в своей Нобелевской лекции и на страницах «ГУЛАГа». На диагноз же не обижаются, и принимать врача, ставящего зачастую неутешительный диагноз, за убийцу впору только варварам.
Как известно, по отношению к интеллигенции большевики были особенно непримиримы.
«Интеллигенция — не мозг нации, а говно», — это Ленин. «Эта каста должна быть разрушена», — это Сталин. И разрушали все семьдесят с лишним лет, плоды чего и сейчас пожинаем. Однако живучая, надо сказать, попалась «каста» — к несчастью для палачей и к счастью для России. Но при этом пикантная подробность: рабочая партия ВКП(б) явно возглавляется выходцами из этой самой «касты», начиная с самого Ленина и многих из его ближайшего окружения.
Вряд ли случайно, что на Западе первые составы Совнаркома называли «самым интеллигентским правительством в мире». На местах — та же картина. На Урале, например, многие члены Уралсовета — оттуда, из «касты», Толмачев, Сафаров, Дидковский. Глава уральской ЧК Федор Лукоянов вчерашний студент, даже студенческую тужурку на традиционную чекистскую «черную кожу» сменить не успел. Дочери Николая II не зря сравнивали его с Петей Трофимовым из чеховского «Вишневого сада».
Или вот вам, так сказать, фактик — тоже местного, уральского, разлива. Первым председателем Совдепа в городе Шадринске был… Андрей Александрович Жданов (да-да, он самый). Его дальнейшая роль в ВКП(б), в частности участие в травле деятелей культуры, общеизвестна. А вот такой факт, который почти никто не помнит: выступая на печально известном пленуме 1948 года, распекая Д. Шостаковича и С. Прокофьева, Жданов в качестве примера «формализма» и «сумбура вместо музыки» приводил отрывки из сочинений обоих «обвиняемых», которые он сам играл на рояле (по партитуре, между прочим, где от тридцати до семидесяти строк, — музыканты, оцените!). Не пытаясь обелить Андрея Александровича, объективности ради отметим, что ни один из его преемников на посту министра культуры на такой подвиг был уже не способен.