Все ради любви
Шрифт:
Энджи встала, прошла через комнату и открыла дверь.
На крыльце стояли мама, Мира и Ливви, они жались к двери, пытаясь спрятаться под крышей от дождя. А еще они старались изображать веселье, только все их попытки улыбнуться оказались неуместными.
— В такой день, — сказала мама, — нужно быть с семьей.
Они сплоченной группкой прошли в дом. От плетеной корзинки в маминой руке волнами поднимался запах чеснока.
— Чесночный хлеб, — пояснила Мира в ответ на вопросительный взгляд Энджи. — Ты же знаешь, еда избавляет от всех проблем.
Энджи
К ней бочком подобралась Ливви. В черном свитере и обтягивающих джинсах она была похожа на актрису Лару Флинн Бойл в День высоких причесок.
— Я прошла через два развода и выяснила: еда не помогает. Я пыталась уговорить ее положить в корзинку текилу, но ты же знаешь маму. — Она наклонилась к Энджи и тихо добавила: — Если тебе понадобится, у меня в сумочке есть успокоительное.
— Проходите, девочки, не стойте на месте, — сказала мама, беря инициативу в свои руки, и первой вошла в пустую гостиную.
В этот момент Энджи в полной мере осознала всю тяжесть своей неудачи. Вот, пришли ее близкие и в пустой комнате, которая только вчера была частью ее дома, ищут, где бы присесть.
Она села на жесткий, холодный пол. Воцарилась тишина. Все ждали, когда она заговорит, потому что семья всегда признавала ее лидерство. Только проблема заключалась в том, что сейчас Энджи было некуда их за собой вести и нечего сказать. В другой день сестры посмеялись бы над такой ситуацией. Сейчас же им было не до смеха.
Мира тоже села на пол и придвинулась к Энджи. Заклепки на ее потертых джинсах царапнули по паркету. Мама, а за ней и Ливви устроились на приступочке у камина.
Энджи оглядела их грустные, понимающие лица. Ей вдруг захотелось объясниться.
— Если бы Софи была жива…
— Не надо, — оборвала ее Ливви. — Не поможет.
Энджи ощутила, как обожгло глаза. Она практически сдалась перед болью, почти позволила ей одолеть себя. Однако в следующее мгновение она заставила себя собраться. Нечего рыдать! Она и так проплакала весь последний год, и что от этого изменилось?
— Ты права, — сказала она.
Мира обняла ее.
Энджи поняла, что именно в этом она и нуждалась. Когда сестра выпустила ее из своих объятий, она чувствовала себя одновременно и слабой, и сильной. Все три женщины внимательно посмотрели на нее.
— Я могу говорить откровенно? — спросила Ливви, открывая корзинку и доставая бутылку красного вина.
— Ни за что, — усмехнулась Энджи.
Ливви проигнорировала ее иронию.
— Вы с Коном слишком долго были не в ладах. Поверь мне, я сразу вижу, когда любовь рушится. Давно пора было отказаться от попыток что-то исправить. — Она стала разливать вино. — Тебе нужно куда-нибудь съездить. Сменить обстановку.
— Бегство не поможет, — сказала Мира.
— Чушь, — отрезала Ливви, подавая Энджи стакан с вином. — У тебя есть деньги.
Энджи улыбнулась. Ей стало чуть легче, боль в груди отпустила.
— Значит, ты предлагаешь мне купить стринги и выставить напоказ свою обвисшую попу?
Ливви расхохоталась:
— Радость моя, это не больно.
В течение следующего часа они сидели в пустой гостиной, пили красное вино, ели и говорили о самых обыденных вещах. О погоде, о жизни в Вест-Энде. Об операции, которую недавно перенесла тетя Джулия.
Энджи старалась участвовать в беседе, но у нее это плохо получалось, потому что она все пыталась ответить на вопрос: как получилось, что к тридцати восьми она осталась без мужа и без детей. Ведь первые годы после свадьбы были такими замечательными…
— Это потому, что бизнес идет плохо, — сказала Ливви, наливая себе еще один стакан вина. — Что еще можно сделать?
Энджи с удивлением обнаружила, что на несколько минут ушла в прошлое, и заставила себя вернуться в настоящее.
— Ребята, вы о чем? — спросила она, поднимая голову.
— Мама хочет продать ресторан, — ответила Мира.
Энджи резко выпрямилась:
— Что?! — Ресторан был детищем семьи, главным делом всей жизни родителей.
— Сегодня мы не будем говорить на эту тему, — твердо заявила мама, бросая на Миру сердитый взгляд.
— Что, черт побери, происходит? — встревоженно спросила Энджи.
— Энджела, не смей сквернословить, — сказала мама. Ее голос прозвучал устало. — Дела в ресторане идут плохо. Я не представляю, как у нас получится свести концы с концами.
— Но папа так любил его, — проговорила Энджи.
В карих глазах ее матери заблестели слезы.
— Едва ли нужно напоминать мне об этом.
Энджи перевела взгляд на Ливви:
— А что не так с бизнесом?
Ливви пожала плечами:
— Организация плохая.
— «Десариа» процветал тридцать лет. Не может быть, чтобы…
— Ты что, собираешься учить нас, как управлять рестораном? Просто ушам не верю, — оборвала ее Ливви, прикуривая сигарету. — Что об этом может знать копирайтер?
— Креативный директор. И это всего лишь управление рестораном, а не трепанация черепа. Нужно просто кормить людей вкусно и по хорошим ценам. Как бы трудно ни было…
— Эй, вы, обе, прекратите, — прикрикнула на них Мира. — Маме это ни к чему.
Энджи посмотрела на мать. Она не знала, что сказать. Семья, которая всего несколько мгновений назад была ее надежной жизненной опорой, вдруг начала разваливаться.
Все хранили молчание. Энджи думала о ресторане и об отце, которому всегда удавалось развеселить ее, даже в те минуты, когда у нее сердце разрывалось на части, и о том безопасном мирке, в котором они все выросли. Ресторан был якорем для семьи, и вполне вероятно, что без него течением всех разнесет в разные стороны. А это очень тяжело — дрейфовать по воле волн. Энджи знала это по опыту.