Все радости — завтра
Шрифт:
Она наскоро попрощалась с Робби и Брэном Келли.
— Я не могу вернуться, — сказала она Робби, — пока не могу. Я не готова еще встретиться с детьми или королевой. Особенно с королевой и лордом Берли. Один Бог знает, что могут придумать для меня на этот раз, а я недостаточно сильна, чтобы противостоять им.
— Где ты будешь? — спросил он ее.
— С Адамом. Он не предъявляет мне никаких требований, он просто везет меня к своей семье в Аршамбо в долине Луары.
Робби кивнул. Никогда еще она не была так слаба. С Адамом она будет в безопасности, а сейчас это — главное.
— Могу ли я рассказать
— А ты обязан отвечать ей, Робби?
— Да, — сказал он, поколебавшись, — но для тебя я постараюсь, Скай. Просто скажу, что ты где-то во Франции, а где — не знаю.
— Спасибо, Робби, — ответила она, крепко обнимая его. Никола Сент-Адриан настаивал на том, чтобы организовать их путешествие.
— Все-таки вы, помните это или нет, вдовствующая герцогиня, — твердо сказал он, — и я бы оскорбил память моего покойного брата, если бы не снабдил вас каретой, охраной и лошадьми.
Она поблагодарила его там же, в соборе, где они попрощались.
— Вы так щедры, Никола.
— В карете вы найдете сундуки с вашей одеждой. Дейзи не взяла их в Англию, утверждая, что там не потребуются «французские перышки», как она их едко назвала. Однако эти «перышки» могут все-таки пригодиться в поездке по Франции.
— Я тем более благодарна вам, — сказала она. Он кивнул.
— Ступайте с Богом, doucetle, — произнес он, поднеся ее руку к губам и целуя пальцы.
— Спасибо, Никола, — тихо ответила она, — и я верю, что ваша маленькая герцогиня принесет вам здорового сына.
Она отвернулась от молодого герцога и, взяв под руку Адама, вышла из собора.
У ступенек стояла великолепная темно-голубая карета с гербами Бомон де Жаспра по бокам. На облучке сидели кучер и его помощник. Рядом расположилась дюжина вооруженных охранников — четверо должны были скакать впереди, четверо сзади и двое — по бокам. Два грума вели на поводу породистых лошадей. Помощник кучера при виде их быстро спрыгнул с облучка, открыл дверцу кареты и помог Скай взойти в нее. Внутри карета была отделана столь же роскошно, как и снаружи: мягкая кожа кремового цвета, бледно-голубой бархат. Окна венецианского стекла, окантованные медью, могли подниматься и опускаться. По бокам — хрустальные фонари, в золотые подсвечники которых были вставлены свечи из чистого воска.
— Это заднее сиденье опускается, мадам, — сообщил, помощник кучера, — н, если потребуется, тут есть плед, корзина с фруктами, сыром, хлебом и вином.
Она кивнула в знак благодарности. Кучер взгромоздился на облучок, а в карету протиснулся Адам. Двери закрылись, и экипаж покатился сначала по соборной площади, затем по узкой улочке, выходящей на дорогу во Францию и в долину Луары. Скай не оборачивалась. Она не выбросила тело Найла в море. Однажды, когда-нибудь, его останки привезут в Ирландию и предадут земле рядом с отцом, земле, которой они принадлежат. Она почти слышала одобрительный возглас старого Мак-Уилльяма.
Весь день они проехали в молчании. Под вечер карета остановилась у постоялого двора. Несмотря на всю грандиозность их выезда, им смогли предложить только одну комнату: все было переполнено. Адам решил переспать в конюшне с охраной, но она не желала и слышать об этом.
— Я полагаю, мы вполне можем платонически выспаться
— Наверное, ты решила пустить меня в свою комнату только потому, что кто-то должен помочь тебе с туалетом, — поддразнил он ее. Скай отказалась взять камеристку из Бомона, заявив, что не так уж беспомощна и может сама позаботиться о себе во время путешествия. В Аршамбо мать Адама найдет ей кого-нибудь.
Они поужинали простой деревенской едой: жареной уткой, артишоками, залитыми оливковым маслом и уксусом, свежим хлебом и сыром, запив еду соком ранней вишни. Хозяин снабдил их также отличным мягким бургундским. Потом они посмотрели представление цыганской труппы, устроенное для гостей во дворе.
Когда цыгане убрались наконец в свой табор, Адам и Скай вскарабкались на второй этаж, где находилась их комната. Это была светлая комната, выходящая на залитые луной поля. Горел камин, чтобы прогнать ночной холод; стул и большая удобная постель с бело-голубыми занавесями — во г и вся мебель. Служанка уже распахнула занавеси, и постель манила их. Кучер принес Скай небольшой сундук, в котором были вещи, необходимые в путешествии.
— Герцогиня Мадлен сама упаковала их для вас, мадам.
— Ты знаешь герцогиню? — с любопытством спросила его Скай.
— О да, мадам, моя жена — ее камеристка. Мы приехали с ней из Монако.
— А твоя хозяйка знает, что я была раньше герцогиней Бомона?
— Да, мадам.
— Поблагодари ее от моего имени, когда вернешься в Бомон. Мне приятна ее доброта.
Открыв сундук, она вынула белую шелковую ночную рубашку и подумала о молодой жене Никола. Она была мудрее и понятливее, чем думал ее муж. Скай улыбнулась. Никола, даже не подозревая об этом, оказался в хороших руках, и Бомон де Жаспру суждено процветание. — Чему ты улыбаешься, моя девочка?
Скай взглянула на него.
— Просто так, Адам, просто женские мысли. Расстегни мне платье. — Она почувствовала, как его большие пальцы осторожно расстегивают крючки.
— Ну вот, — сказал он, покончив с последним. Адам и не подозревал раньше о тех усилиях, которые от него потребуются, чтобы не прикоснуться к ней. «Я просто ненасытное животное, — подумал он, — если не могу всего лишь расстегнуть ее платье, не подумав о любви с ней». О Боже, как он любил ее! Ему хотелось заключить ее в свои объятия и утешить, заставить забыть все страшное, что приключилось за последние годы, помнить только о хорошем. Он отвернулся и начал медленно раздеваться сам, достав из седельной сумки длинную белую ночную рубашку, которую надевал довольно редко. Однако сегодня ночью будет лучше, если между ними будет побольше материи. Когда он повернулся, она сидела на краю кровати и расчесывала волосы золотой щеткой.
— А может, мне лучше поспать на полу? — предложил он тоном, который, как он надеялся, звучит безразлично. — Я завернусь в покрывало. Положу под голову подушку и буду чувствовать себя вполне комфортно.
— Пол сырой, — улыбнулась она. Тут ее глаза вдруг расширились, и она захихикала. Адам был удивлен.
— Что такое? — спросил он.
— Ты надел ночную рубашку! — воскликнула она.
— Но и ты надела ночную рубашку, — возразил он.
— Я тебя никогда не видела в ночной рубашке, — ответила она.