Все радости — завтра

Смолл Бертрис

— Раньше я никогда не ощущал в ней потребности, когда спал с тобой, — мрачно сказал он.

Она на секунду задумалась и, закусив нижнюю губу, воскликнула:

— Я буду спать на полу, — повторил он.

— Нет, Адам, ты можешь простудиться. Посмотри, кровать вполне широкая и удобная. — Она на мгновение задумалась, а потом добавила:

— А если я не готова или не способна на… на… ну, в общем, ты знаешь, о чем я говорю. Мы же взрослые люди и вполне можем контролировать свои чувства. Я знаю, это нечестно, Адам, но ты мне нужен рядом! Ты ведь понимаешь, о чем я?..

— Ну ладно, давай спать, Скай, становится

прохладно, а нам нужно выспаться — мы выезжаем рано.

Она послушно забралась в постель и свернулась калачиком под теплым покрывалом. Адам, нагнувшись, задул единственную свечу и скользнул к ней. Комнату освещали только тлеющие угли камина. Несколько минут они лежали молча, потом Адам протянул ладонь и взял ее за руку.

— Ты ничего не говоришь, но я слышу, что ты плачешь от горя, моя девочка. Расскажи мне, расскажи, о чем ты думаешь! Расскажи, пока это еще поддается твоему контролю и не разрушило тебя.

— Все впустую, — сказала она, и в ее голосе чувствовалась мука. — Все впустую, Адам. — Она вздохнула и вдруг задрожала. — Найл мертв, точно так же, как два года назад, но тогда я сумела справиться с этим. Ты ведь знаешь, чем я занималась, Адам? Я была шлюхой. Ничем не лучше всех этих женщин в портовых борделях. Я использовала свое тело. Когда я согласилась на предложение Османа, я не думала, что это будет так трудно. Если бы мой муж выжил, я перенесла бы это не так тяжело. Но Найл мертв, и я не могу примириться с тем, что все оказалось впустую.

— Но ты же вытащила его из гарема, Скай, он умер свободным!

Казалось, она не слышала его, или же она не считала нужным прислушиваться.

— Кедар, — вдруг сказала она. — Боже, Адам, как я ненавижу даже звук его имени! Это племянник Османа, чьей рабыней я была. Посмотри на мою лодыжку, Адам. — Она отвернула покрывало, и в тусклом свете камина он увидел, что на ее ноге что-то поблескивает. — Знаешь, что там написано? «Муна, собственность Кедара». Я еще не успела найти кузнеца, чтобы снять его. «Собственность Кедара», Адам, и я была ею! Вся моя жизнь зависела от его настроения. Он обладал мной с такой свирепостью, что ты представить не можешь. Он брал у меня все, что только можно, и то, что нельзя. Столько месяцев я была его собственностью, жила в ужасе, что его страсть пожрет мое тело и душу. Он делал со мной такое, Адам, такое, что я даже не могла представить, что мужчина может это сделать с женщиной. А ему все было мало! О Боже! Никогда не освобожусь от него! Воспоминания о нем будут терзать меня всю жизнь, как и воспоминания о Найле. О Адам! Я погибла!

С легким рычанием Адам вылез из постели и отбросил покрывало. Он нежно приподнял одной рукой ее ногу, а другой сорвал с нее золотой браслет, словно это была кружевная подвязка. Подойдя к окну, он распахнул ставни и вышвырнул проклятый браслет. Затем закрыл ставни и снова забрался в кровать.

Скай повернулась и, уткнувшись головой в его плечо, заплакала. Адам обнял ее, не успокаивая: он знал, что для нее слезы — облегчение. Больше он ничего сделать не мог, ибо не в его силах было стереть воспоминания о Кедаре. Постепенно она всхлипывала все тише и наконец заснула. Адам тоже заснул, но вскоре его разбудил дикий крик Скай, которой померещилось во сне что-то из ее приключений. «Он делал со мной такое, Адам, такое, что я даже не могла представить, что мужчина может это сделать

с женщиной, а ему все было мало!»— сказала она. Адаму было стыдно и противно, Скай была женщиной, которую следовало холить и лелеять, она была верным другом и надежным партнером, она была создана для любви. И ему тоже было тяжело и больно от того, что пришлось перенести ей.

Путешествие из Бомон де Жаспра в Аршамбо заняло восемь дней, и за это время Адам узнал во всех деталях эпопею Скай. После той первой ночи он настоял, чтобы она все рассказала ему. Она лихорадочно выговаривалась, а кошмары становились все слабее. И он все отчетливее понимал, как сильно любит ее. Он сказал ей об этом, когда они подъехали к замку его отчима и матери на не правдоподобно зеленом склоне долины Луары.

— Ты выйдешь за меня замуж, Скай?

— Я никогда не выйду замуж, Адам. Я теперь сама себе буду госпожой, до самой смерти. Постарайся понять меня, дорогой.

— Понимаю, какой ужас тебе пришлось перенести, но я решил, что ты будешь моей женой. Это не значит, что ты будешь моей собственностью. Ты останешься хозяйкой себе, но при этом — моей женой. Я люблю тебя, моя девочка. Давно люблю. Мои главные сокровища — доброе имя и честь. И я подарю их тебе.

— Ты заставляешь меня быть жестокой и отказываться от такого великолепного дара! Но нет, я должна быть свободна! Постарайся меня понять, Адам.

Он вздохнул:

— Просто должно пройти время, Скай, и я дам его тебе.

— Ты невозможен! — обвинила она его.

— Просто я влюблен, — возразил он, — и за последние двадцать два года ты первая женщина, которой я предложил выйти за меня замуж.

— О нет! — гневно воскликнула она. — Ты не заставишь меня чувствовать себя виноватой из-за того, что дочка какого-то никому не известного графа отказала тебе! Ты хорошо знаешь, что мне нужно.

— Ты выйдешь за меня замуж! — рассмеялся он, схватив ее за руки и пощипывая губами ее шею. — Черт побери, девочка, я люблю даже твой запах!

Скай притворно оттолкнула его.

— Нет! — упрямо сказала она, и все же на сердце у нее стало легче. Ей было хорошо с Адамом де Мариско, и она понимала это.

Вдруг она посерьезнела, и он повернул ее лицо к себе, держа за подбородок. Казалось, его дымчато-голубые глаза обволакивают ее. На мгновение ей почудилось, что она вот-вот потеряет сознание, но это прошло. Вдруг ее сердце забилось, и она слегка порозовела, так как его низкий голос нашептывал ей:

— — Я обожаю тебя, голубоглазая кельтская ведьма! — И его губы коснулись ее губ в нежном, горячем поцелуе, от которого у нее перехватило дыхание и захотелось плакать. — Видишь, — дразнил он, отпуская ее губы, — ты еще жива, и ты еще женщина, моя девочка.

Она была удивлена. Когда умер Найл, она решила, что никогда больше не сможет перенести мужского прикосновения. Только не после Кедара с его извращениями! И все же вот рядом Адам — ее лучший и преданный друг. Но это не вся правда, говорило сердце. Она всегда его по-своему любила, но теперь это чувство изменилось, выросло… «Я не отдам свою свободу, — решила она про себя, — не отдам!»

Адам все еще улыбался, и она ткнула его в грудь кулачком:

— Осел, я останусь сама себе госпожой! Никогда больше я не буду принадлежать кому-либо, кроме себя! Перестань смеяться, Адам! Как я ненавижу эту твою самоуверенность!