Все разумные (Сборник)

Амнуэль Павел Рафаэлович

— Да-да, — раздраженно прервал программист, — ритмы переходов четко определены генетической программой, для каждого рассчитан индивидуальный ритм, и каждый волен выбрать себе жену, друга, коллегу с таким же ритмом, чтобы навсегда исключить религиозную рознь. Если сегодня истово веришь в Пророка, а завтра, проснувшись, столь же ревностно — в святое распятие, поневоле приучаешься быть терпимым ко всему. Атеистов на Марсе нет вовсе — генетическая программа этого не предусматривает. Это ужасно…

—

Вы атеист? — поняла Мария и ужаснулась. Она даже отодвинулась на своем стуле подальше от этого человека. — Тогда понятно, почему вам здесь… Но послушайте, вас еще можно спасти! Отец Александр, наш приходский священник, объяснит вам, в чем состоит обряд крещения, и вы сможете…

— Нет, благодарю. Я не конструкт, у меня естественная наследственность, как у всех землян, мне это не годится, я, видите ли, должен поверить сам, своей душой… И в какого-то одного Бога, а не в трех по очереди… Нет, вы не понимаете. Весь этот марсианский эксперимент, по-моему…

Он неожиданно замолчал, повернулся к пульту и, не обращая больше на Марию никакого внимания, начал выстукивать на клавиатуре текст официального заключения. «Странный человек», — подумала Мария. Ей было что возразить, но она не успела, в комнату вошел мужчина в форме Лиги генетиков Земли. Видно, большое начальство. Уши у молодого программиста неожиданно побагровели.

— Цандер, — сухо сказал вошедший, — вы опять за свое? Третье предупреждение. Отправитесь на Землю вечерним рейсом. Штраф в размере месячного пособия будет внесен в личное дело.

Программист молчал.

— Мария, — голос генетика приобрел обволакивающую мягкость, — все в порядке, Мария. Центр, однако, рекомендует вам разорвать помолвку с Соломоном Таррашем.

— Но у нас же синхронизованные ритмы… — робко вставила Мария.

— Да, конечно, иначе вы бы просто не смогли познакомиться, не говоря уж о том, чтобы полюбить. Но, как сказал коллега, ваш ритм абсолютно устойчив, а ритм вашего избранника стабилен лишь в пределах двух сигма… Вам это ни о чем не говорит, я понимаю. Иными словами, любой стресс, отличный от привычного, может вызвать сбой ритма, и тогда… Ну, вы знаете.

— Я буду оберегать Сола от стрессов, — твердо сказала Мария. — Мы уже решили: первая свадьба будет в церкви на следующей неделе. Вторая — хупа в синагоге — через три месяца, когда изменится наша фаза. А потом, в декабре, мулла совершит обряд по мусульманскому обычаю. И мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

Она не помнила, откуда вычитала последнюю фразу. Возможно, в Коране? Или в Торе? Обычно не запоминалось ничего из того, что происходило в иных конфессионных фазах, но кое-какие слова оставались лежать на донышке сознания, и она подбирала их, будто монеты на улице.

Генетик

покачал головой.

— При сбое в два сигма я не могу вам ничего запретить, — сказал он. — При трех сигма я бы просто отправил и вас, и вашего… кто он сейчас? Соломон?.. вашего Сола на коррекцию. Жизнь человека превыше всего, а сейчас вы намерены подвергнуть ее неоправданному риску. Любой стресс…

— В Марсианской республике не бывает нестандартизованных стрессовых ситуаций, — твердо сказала Мария, повторив фразу из учебника по истории колонизации Марса. — Я люблю Сола.

— Аминь, — пробормотал генетик, взял из руки программиста дискету с заключением и протянул Марии. — Вы свободны.

Программист хмыкнул и забарабанил пальцами по пульту.

— Вы свободны, — повторил генетик.

И Мария пошла к выходу, понимая только одно: скоро она станет женой. Женщиной. Матерью…

— …а душа твоего мужа, Мария, — закончил свою речь Его Высокопреосвященство, — пребудет в мире.

Епископ встал, и Мария поднялась с колен. В храме было холодно, но она дрожала не поэтому.

— Я не должна была отпускать его па Землю, — сказала она. — Но он так мечтал… Святой отец, — решилась Мария задать вопрос, казавшийся ей кощунственным, — неужели расчет выше любви?

Епископ, протянувший уже руку для поцелуя, отдернул пальцы.

— Не богохульствуй! — строго сказал он.

— А вы, святой отец, — продолжала Мария, стоя перед епископом и чувствуя, как поднимается из глубины ее христианской души волна протеста, — а вы, святой отец, когда изменится ваша фаза, станете раввином и будете читать по субботам Тору, а потом, в новой фазе, подниметесь на минарет и воздадите хвалу Аллаху? Да?

— Такова цена нашего спокойствия, — кивнул епископ. — Тысячи лет мир сотрясали религиозные войны, они и сейчас сотрясают Землю с новой, невиданной прежде силой. И только здесь, на Марсе, благодарение Всевышнему, нам удается сохранить этот оазис, поскольку каждый из нас периодически переходит от одной конфессии к другой, это заложено в нас генетически и позволяет иудею быть терпимым к мусульманину, христианин мирно живет с иудеем, ибо каждый знает, что настанет время, и он сам…

— Значит, расчет выше любви?

— Мария, — сурово сказал епископ, — после вечерней молитвы ты придешь на исповедь. Наши с тобой ритмы не синхронизованы, и потому не я, когда изменится твоя фаза, буду твоим раввином. Но я надеюсь, что он даст тебе верный совет. Ты должна выйти замуж, это обязанность каждой женщины твоего возраста.

Он помолчал.

— А расчет, — сказал он, — не выше любви, нет. Расчет и есть сама любовь.

Он повернулся и вышел, не попрощавшись.